Испуганно скашиваю глаза на дракона. По лицу Рэйвена не разобрать, о чём он думает.
— Рэйв! — зову его снова. — Ты не ответил! Что с моей дочкой? Ты нашё…
— Заткнись, Мелинда! — дракон припечатывает мои губы большим пальцем, наклоняется к моему лицу.
Останавливается в сантиметре. Рычит мне в губы горячим и злым дыханием с лёгким привкусом спирта и мяты:
— Ещё одно слово, и, клянусь, моему терпению конец! Я и так чудом держусь, чтобы не открутить тебе башку прямо здесь! У тебя просто уникальная способность повсюду находить дерьмо и вляпываться в него не только самой, но и впутывать в это нашу дочь! Ты хоть понимаешь, что с вами было бы? Опоздай я на пару часов! А?
Встряхивает меня, натягивая волосы на затылке. Из глаз брызгают слёзы, скорее обиды, чем боли. Хватаюсь за его руку своими непослушными пальцами, всё ещё онемевшими после верёвки.
— Рэйв, я…
— Вас бы продали как скот!! Тебя бы сбагрили к шлюхам в публичный дом, а нашу дочь чёрным жрецам на органы!
— Ч-что? Неет!
В памяти разрозненными вспышками всплывает разговор бородача и лже-целителя, который я слышала на шлюпке, и я понимаю, что Рэйвен прав. Он винит во всём меня, и ему глубоко безразлично, как всё это вышло. Дальнейшие слова дракона подтверждают мои мысли:
— Наша дочь сегодня едва не погибла, Мелинда.
Сказав это, Рэйвен, наконец, отпускает меня. Отбрасывает небрежно от себя, словно ему противно меня касаться. Поднимается на ноги и приказывает:
— Встань! — цедит ледяным тоном.
Подчиняюсь. А что ещё мне остаётся? Он ведь по-прежнему не ответил, где Вики. Но, судя по обидным колкостям, знает. Просто не говорит. Упивается собственной властью и моим унижением. Пусть.
Отталкиваюсь ладонями от пола и тоже встаю. Пол покачивается, от резкого вставания перед глазами делается темно, и я пошатываюсь.
Реакция Рэйвена мгновенна. Ручищи дракона ложатся мне на плечи, удерживая на месте.
В отличие от меня, Рэйвен стоит уверенно и неподвижно, как железная статуя на мощных, расставленных в стороны, ногах. Убедившись, что я худо-бедно держусь на ногах, он отпускает одну руку, уверенным движением снимает с плеч свой чёрный дорожный плащ, а затем набрасывает его мне на плечи.
Недоумённо смотрю на него. Это что сейчас происходит?
— Прикрой, — выплёвывает презрительно, показывая подбородком на мою порванную в груди и перепачканную рубаху, — это уродские тряпки.
Дожидается, пока я закутаюсь в его плащ и наброшу капюшон, только после этого удовлетворённо кивает и разворачивается: