Он. Она. Другая

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вы привезете? — голос предательски дрогнул, а золовка вздохнула.

— Мы. Сабин, он не уехал, — шепчет она. Наверное, закрылась в одной из комнат, чтоб никто не слышал. — Я лично видела, как он посадил их в такси и вернулся. Он сейчас в больнице. Ждёт нас с вещами. Говорит, ты трубку не берешь.

— Я не хочу, — сдавленно отвечаю. Не могу говорить о личном при посторонних.

— Саби, я все решу. Ты же знаешь. Мы все тебя любим и в обиду не дадим. А эта шл…женщина ничего не получит.

— Она уже получила. Его получила. Вы сами все видели.

— Сейчас давай о Нафисе думай. Апа, вот это еще положите, — золовка говорит громче. Видимо вышла из укрытия.

“Я все решу” — это так по-Надировски. В каждой уйгурской семье есть такая старшая сестра или тетя, держащая всех в узде. К ней прислушиваются родители, братья и сестры, в том числе и двоюродные. Она — авторитет и “решала”. Обычно именно к ней сливается вся информация и сплетни, которые она потом фильтрует. И скорее всего, Надира либо все рассказала родителям, либо скоро расскажет.

— Ой, тут папа у меня трубку отбирает, — чувствую, что золовка в растерянности.

— Сабина, дочка! Это я виноват! — сокрушается свекор. — Зачем я только взял этот дурацкий сок. Прочитал, что натуральный, а вон как оказалось!

— Дада, не надо. У вас давление. Мы же не думали, что так получится, — успокаиваю его, а самой выть хочется.

— Ну всегда же “Фруто няню” брал или “Агушу”. Старый дурак. Как там моя доченька?

— Спит. Врач сказал, будет много спать, — о том, что она периодически просыпается, чтобы вырвать и сходить в туалет, молчу.

— Как легче будет, позвони. Хочу ее услышать, — просит отец.

— Да, конечно. Надеюсь, завтра получится.

— А навещать можно?

— Нет. Здесь карантин из-за вспышки кори.

Свекор тяжело вздыхает.

— Дада, все, идите посидите, а то опять давление подскочит, — велит его старшая дочь. — Так, мы почти все собрали. Если что еще завтра довезем.

— Хорошо. Я пришлю название отделение и палату.

— Давай. Сейчас поедем.