Кладу телефон обратно и только сейчас понимаю, что у меня футболка в засохшей рвоте. Представляю, как несет от нее. Но у меня пока нет сменной одежды. Только легкая ветровка. Иду в туалет, который находится в палате, снимаю ее и застирываю. На голое тело, поверх бюстгальтера надеваю куртку и застегиваю ее.
Моя соседка Куляш-апай — дама продвинутая. Сидит в беспроводных наушниках и разговаривает, как я поняла, с дочкой — мамой Ерлана. Я же поправляю одеяло, проверяю, есть ли температура. Лоб теплый, что радует. Обычные дела помогают отвлечься и не думать о неизбежном, хотя на душе кошки скребут. Смотрю в окно, где в вечерних сумерках темнеют золотистые деревья. Мы должны были поговорить с Таиром сегодня вечером и до меня только сейчас доходит, что он хотел мне сказать. Я уже давно заметила, как он изменился. Такое было перед смертью родителей, но потом он окружил меня заботой, вниманием, любовью. Любовь…была ли это она, или лишь ее фантом? Я подозревала, что он разлюбил, потому что стал не просто холодным — ледяным. Искала причины, не думая об измене. Потому что верила, доверяла, любила. А у него другая семья.
И тут в ушах резко звенит, подкатывает тошнота, затылок больно тянет. Я поняла, осознала. Мальчик, похожий на Таира…ведь ему год, или чуть меньше. Двенадцать месяцев плюс девять. Почти два года обмана. А это значит, что на момент аварии муж уже мне изменял, а его любовница была беременна. Родила сына. Сына, которого сегодня он поставил выше нашей дочери, когда выбрал отвезти их домой, а не остаться с Нафисой. Таир предал нас обеих.
— Сабина, пойдем в столовую, — Куляш-апай коснулась моего плеча и я обернулась. — Попросим медсестру присмотреть за дочкой.
— Я не голодная. Кусок в горло не лезет.
— Тогда чай тебе хотя бы принесу.
— Рахмет, Куляш-апай, — грустно улыбаюсь ей.
Когда они с внуком уходят, выключаю в палате свет, чтобы дочке было комфортно. Она стонет во сне, но пока у нее нет новых позывов. Стою у кровати и смотрю на своего ангела. Такая бледная, худенькая, измученная. Девочка моя, как же я тебя люблю. Ты всегда была только моей. Теперь я это поняла.
Тук-тук. Тук-тук.
Слышу негромкий, но навязчивый стук в окно. Палата на первом этаже, поэтому я думаю, что это скорее всего папа Ерлана пришел. Поворачиваю голову и холодею мгновенно от ярости. При свете фонарей в больничном дворе лицо Таира кажется совсем чужим. Он смотрит на меня, подносит телефон к уху и показывает на него пальцем. В этот момент мой мобильный дребезжит от вибрации. На дисплее высвечивается слово, утратившее значение. “Любимый”.
СПРАВКА: Во многих казахских, уйгурский, корейских семьях в нашей стране дети обращаются к родителям на "вы". Однако есть и более современные семьи, где родители не запрещают обращаться на "ты". По моим наблюдениям 50 на 50.
Глава 12. Когда ты меня разлюбил?
Нажимаю на зеленую трубку в углу экрана. Ладонь потная, мокрая, едва удерживает телефон из-за дикого тремора. Подбородок тоже дрожит, а внутри плотный дым рассеивается, оставляя лишь пепелище на месте выжженного сердца. Он стоит за стеклом. По-прежнему высокий, красивый, холодный. Но не мой уже, а чужой. И вообще интересно: а он когда-нибудь был моим?
— Что? — непривычного жестко для нас обоих цежу я.
Таир даже замялся от такой внезапной перемены во мне. Нахмурился, зубы стиснул, аж скулы заострились, а желваки напряглись.
— Я вещи оставил в приемном покое. Сказали, скоро занесут вам. И с дежурным врачом поговорил. — хрипло предуупреждает.
— Неужели? А тебе не все равно разве? — удивляюсь холодно.
— Как Нафиса? — пропускает мои слова мимо ушей, а меня такая злость на него накрывает страшная, что хочется разбить окно.
— Отравление, интоксикация, обезвоживание.