– Э-э-э-э-э… Не знаю, – растерялась она. – Наверно, чтобы быть не хуже других.
– А ты хуже других?
– Не знаю, – помедлив, ответила школьница, ещё больше растерявшись. – Нет, наверное.
– Тогда зачем тебе огромный дом? – дублировал вопрос отличник.
– Да блин, Имир! – вспылила Поспелова. – Я выросла в большом доме! Привыкла ишачить!
– Это понятно. – Брюнет спокойно пропустил её вспышку гнева. – Но в дальнейшем тянуть на горбу огромную махину или нет – решать тебе.
– А если в наследство оставят?! Мама хочет, чтобы я дом не продавала, жила в нём…
– Повторяю: тебе решать, как с этим поступать.
– Имир, куда ни плюнь, всё у тебя проще пареной репы! – огрызнулась она. – Только по жизни всё не так просто!
– Очень даже просто! – перебил повеса. – Это ты, Васильевна, любишь усложнять.
Школьники за разговором прошли уже немалое расстояние: оставили позади знакомую часть реки и добрались до небольшого проезжего моста, который девочка увидела впервые. Тихоня замолчала и начала глазеть по сторонам.
Эта прибрежная зона была ей совершенно не знакома: извилистая, вся в рыбацких мостиках и корявых старых деревьях. Чёрная вода, казалось, стояла намертво, покрытая давно опавшими бурыми листьями. Набережные дома, маленькие и низенькие, построенные на большом удалении от воды, прятались в речных ивах.
От реки старшеклассники свернули вправо и вышли на узкую петлистую улочку, посыпанную гравием.
– Дойдём до конца дороги и упрёмся в старое кладбище, – пояснил Имир.
Люба вовсю крутила по сторонам своей русой головой. Улочка состояла сплошь из побеленных домиков с крошечными окнами, украшенными резными расписанными ставеньками. Хатки-малютки были ещё ниже, чем те, что на речке. Ещё меньше, чем Пашин дом. Брёвна, подпиравшие у некоторых жилищ входные навесы над миниатюрными ступеньками, были выкрашены хозяевами под берёзки. Где-то побеленная опрятность прерывалась участком, который почти наглухо спрятался за буйной растительностью, забывшей, что есть порядок и человеческая рука. В дикой поросли прятались остовы заброшенных хат – косые, разваленные. Крыши поехали и рамы из проёмов выпали. Обвалившиеся стены обнажали нутро, одичавшее без человека. Люба привставала на цыпочки и вытягивала шею от любопытства, что заглянуть вглубь останков чужого, давно канувшего в прошлое быта.
– Смотрю, кому-то приглянулась местная «страна Гномия»! – заметил Сэро.
– Да, – восхищённо отозвалась тихоня. – Никогда здесь не была! Тут всё такое крохотное, чистенькое и одновременно старенькое!
– Потому что здесь, в основном, доживает пожилое поколение: бабульки и дедульки. Некоторым домикам за сто лет, а то и больше! Упор ставили на большие огороды, чтобы запасами на зиму затариться. Видишь вокруг хат кучу крохотных пристроек, чтобы жрачку хранить? Там – погреб, там – кладовка, там – баня, а там – ещё какая-нибудь халупа. Про всякие сараи для животины вообще молчу. Наш район более новый, молодой. Жильё, в среднем, построено лет тридцать – сорок назад. Хаты огромные: что моя, что твоя. А вот огороды – полторы – две сотки, ну три максимум, не больше.
– И не страшно им было возле кладбища селиться!
– Чего страшного-то?.. Живые пострашнее бывают.