Медленный фокстрот

22
18
20
22
24
26
28
30

– Давай помогу, – сказал он и коснулся моей спины.

Не молнии на платье, а именно тела. Я затаила дыхание.

Сразу вспомнилась ночь. Все его касания вдруг ожили и загорелись на моей коже, вьюном обвили тело, расползаясь жгучими змейками.

– Погоди, – прошептала я, и мы с Даней встретились в зеркале глазами. – Я не уверена, что хочу быть в этом платье.

– Почему?

Я пожала плечами.

– Оно слишком простое.

– Простое, – согласился Даня. – А ты слишком красивая. Поэтому тебе можно носить простые вещи.

Он все же коснулся молнии и повел ее вверх. Платье послушно подтянулось по моей фигуре. Сразу стали заметны контуры – изгибы талии и груди.

– Мне нравится, – произнес Даня, проведя ладонью линию по моему боку до самого бедра. – Ты будешь в черном, а я в белом. Хоть и принято наоборот. Но это мы еще успеем.

Он задумался, поймав мои руки взглядом в отражении. Коснулся левой, поднял ее, рассматривая пальцы.

– Где мой лайм? – спросил он.

– Какой?

– Тот самый.

Я вздохнула.

– Не знаю. На кровати лежал.

Даня оставил меня, подошел к кровати, нашел на подушке тот самый лайм. Вытащил кольцо, вернулся ко мне. Взял мою ладонь.

– Его место здесь, – сказал он, надев еще мокрое от сока кольцо мне на безымянный палец.

– Мы же договорились, что все решим после праздника.

Даня снова встал сзади, обнял меня за талию, положил голову на плечо. И посмотрел мне в глаза через зеркало. А мне очень захотелось, чтобы кто-нибудь нас сфотографировал в этот момент. Захотелось растянуть эту секунду навсегда. Мы и сейчас замерли – такие насыщенные в мягком и тусклом свете ночника. Данины волосы – эти волны, к которым мои пальцы сами тянутся. Данины глаза – такие пронзительные на фоне нашей неподвижности и покоя. Данины руки в белом свитере – крылья, укрывающие меня, оберегающие от любой беды.