Она кивнула Борису Евгеньевичу и пошла на кухню. Мы с Даней – за ней, как в детстве, кожей ощущая близкую порку.
На кухне мама накинулась на нас разъяренной львицей.
– Вы что тут устроили? – шепотом ругалась она. – Сегодня такой праздник, к нам пришел гость, а вы тут отношения выясняете. Не стыдно?
– Мам…
– Тетя Вера! – оборвал меня Даня. – Ну пусть она скажет, что согласна выйти за меня, и я с ней вообще больше разговаривать не буду.
Мама несколько секунд смотрела на него молча.
– Даня, тебе сколько лет? – спросила она.
– Двадцать четыре.
– Ну вот и веди себя как мужчина в двадцать четыре, а не как мальчишка в девять. А ты! – Она посмотрела на меня. – Какая муха тебя под хвост кусает все время? Он бросил невесту, карьеру бросить готов, тебе и пальцем шевелить не надо, а ты тут устраиваешь черт знает что!
– Мам!..
– Теть Вер!..
– Так! – не дала себя перебить мама. – Я сейчас ухожу в комнату, а вы остаетесь здесь и разговариваете. Друг с другом! Я ваши жалобы слушать не хочу. Как к общему знаменателю придете – милости прошу в гостиную на новогодний ужин. А до этого времени – сидите тут!
Мама развернулась и, с хлопком закрыв дверь, ушла в гостиную.
– Как ты с ними! – послышался из комнаты восхищенный шепот Бориса Евгеньевича.
Потом мамин вздох.
– Налей мне, пожалуйста, – попросила она и сказала: – Ты их извини. Они сейчас оба напуганы. Столько лет дружить, а тут так внезапно понять, что, оказывается, всю жизнь друг друга любили. Это же тоже принять надо. Давай, дорогой, – произнесла она, и мы услышали звон бокалов.
Потом кто-то из них включил телевизор, их голоса слились с голосами героев какого-то фильма.
Я посмотрела на Даню. Он улыбался.
– Еще никогда я не был так сильно солидарен с твоей мамой. Только я-то уже отбоялся и жду тебя.
– Да уж, – усмехнулась я. – Тебе чего бояться? Ты просто отменишь свадьбу за два дня – и нет проблем.