– Да, у нас в общественном мнении развод взрослого ребенка с родителями не нормализован.
– И она, – Жизель горько усмехнулась, – поддерживала меня в том, чтобы с ней не общаться. А я взамен ей прощала все: насмешки, унижения, обесценивание моих чувств, она буквально оттаптывалась на мне. Мать в детстве даже не делала вид, что ей есть до меня дело. Поэтому мне казалось, что, когда подруга докапывается до меня, – это любовь. Наконец-то хоть кому-то есть до меня дело! Я недавно прочитала, что жертва маньяка, запертая в подвале, может точно так же рассматривать его манипуляции с ней как любовь. Потому что ей уделили хоть какое-то внимание. Я ее очень любила.
– И как вы увидели ее игру? Когда ушли?
– Это она ушла, потому что похудела.
Опять две половинки мозга Смородины разошлись в разные стороны. Он знал сотни историй про деньги и власть. Но цвет волос? Вес?
– В смысле?
– Она толстая была. Меня это не то что не смущало, я даже не думала об этом. Тем более она говорила, что толстая и красивая и что ей хорошо в своем весе и внешность не важна. Она вообще такие правильные вещи говорила всегда, как политик перед выборами. Мне она объясняла, что моя внешность только привлекает нехорошее внимание, а внутри я человек подленький, косноязычный. А коллеги этого не видят, потому что им ее ума не хватает. Когда она похудела, у нее пропала потребность сливать на кого-то свой яд. Просто перестала отвечать на мои звонки, сообщения. Я очень тяжело переживала разрыв, помню, лежала на кровати, и казалось, что мне трудно дышать. Как я без нее? А оказалось, что гораздо лучше. Она же просто ела мои силы. Без нее я встретила мистера Вялый Член и начала писать стихи.
– Жизель, поймите меня правильно и, пожалуйста, скажите, если вопрос не уместен. Но я не могу представить, что вы были настолько одиноки. Неужели не было рядом кого-то… нормального?
– Вопрос понятный. Вы долюбленный ребенок и действительно не можете этого понять. У нас физическое насилие наказуемо, а вот эмоциональное нет. Ну, издевались над тобой. Подумаешь! Никогда не узнаешь, что происходит между людьми, пока не понаблюдаешь, как они ведут себя без свидетелей. Да и сам человек может не понимать, что именно с ним делают. Я была окружена учениками и поклонниками. И мечтала об одном – убежать от них, остаться одной. Боялась, что они узнают, «какая я на самом деле».
– Вы ей доверяли?
– Полностью. Считала, что она самый лучший человек в мире.
Ладушкин оказывает услугу
Эльвира была права. Живопись была прикрытием другой деятельности. Орудуя самым дорогим, что у него было, Правдорубов рассчитывал добыть очень большие деньги.
Платон Степанович читал книгу голливудского психотерапевта, посвященную нарциссизму. Удивительные описывались вещи. Оказалось, что нарцисс – это вовсе не тот, кто любит себя. Кто себя любит, тому повезло – он в своем вкусе. Нарциссы вырастали из детей с отбитой эмпатией, которым приходилось постоянно притворяться, копируя чужие эмоции. Точно так же, как и их будущие жертвы, они сталкивались с эмоциональным насилием, но вставали на сторону агрессора. Они питались чужой болью. Наконец-то кто-то разъяснил ему, почему мошенники так любят рассказывать истории со слезами на глазах. Саможаление – наркотик нарцисса. Его единственный способ испытать хоть какие-то чувства. Жалко ему при этом, конечно, только себя. Великую личность, равной которой не было и не будет, которая вынуждена тратить энергию на то, чтобы отнять наконец у дурных людей тот ресурс, который нарцисс считает своим. Нарцисс не способен чувствовать, ценить другую личность. Он видит только склизкую уродливую жабу на колодце со
Любил ли Правдорубов женщин? Конечно. Как мясоед курочек.
То обрывочное описание романа своей доверительницы с художником, которое у Смородины было, входило в стереотип поведения нарушенной личности, как в родную гавань. То подарки, обнимашки, то игнор. Почему? Сама догадайся, понимать должна. Это был очень подлый способ сажания на крючок, когда травматику задавали открытый вопрос, и он сам придумывал на него ответ, разумеется, предполагая худшее, – ведь он не такой как надо. Девушки переплачивали за одну только надежду. Особенно те, кого никто никогда не любил. Слезать с таких качелей было почти так же тяжело, как с наркотиков. Что, если Правдорубов имел в виду свои манипуляции, а вовсе не вещества? Смородина позвонил своему товарищу по клубу любителей советской иллюстрации, старшему следователю Ладушкину, чтобы еще раз попросить о помощи. Выслушав его рассказ, Ладушкин отреагировал неожиданно:
– Боюсь, что ваша Жанна – нарушенная личность.
– В каком смысле?
Ладушкин процитировал своего учителя:
– Воистину говорю тебе, Ладушкин, лучше встретить двухсоткилограммового десантника с гранатометом, нежели истеричку, вооруженную шилом. Слышали про художника Савленского?
ebooksa