– Это не все. Мне нужен список препаратов, которые вы употребляли.
– То, что вы унюхали, мне выписали американские врачи. Это полностью натуральное средство, и я его на баб не перевожу. Такие грубые инструменты мне ни к чему. Но вам, некрасивым, конечно, не понять. – Он повернулся к Ладушкину. – Это я только его имел в виду.
И, гордо подняв голову, Правдорубов покинул кабинет.
Выждав пару секунд, Ладушкин спросил:
– А девушку на свидании вы бы что попросили показать? Я вот сейчас вспомнил, как мы с вами в клубе говорили про «Сильфиду» Одоевского. Там про то, что даже поэзия, ее устоявшиеся формы – это социальное, такая же форма несвободы, как и все остальные. А иной человек взыскует воли. И ничто эту жажду не утоляет. Так вот. Это не про него.
Смородина остался в кабинете один. Он отключился от внешнего мира. Эти периоды задумчивости делали его медлительным, малоподвижным, он замечал, что у некоторых людей они вызывали усмешку. Но без них он был бы совершенно другим человеком. Поэтому он никогда без жизненной необходимости не смахивал с себя это состояние. Ключи, в конце концов, можно восстановить. Постиранный паспорт тоже.
Итак, он приехал в дом с колонной. Там пили чай и разговаривали, фотографировались. Все немножечко врали. Благополучное дачное лето.
Он наконец-то начал видеть не только то, что ему показывали. Не только Петрушку, а и актера за ширмой, который вертит куклу на своей руке. То, что ему показывали, имело одну цель – отвлечь внимание. Рискованное и жестокое преступление. Целый спектакль с декорациями. И у него совершенно нет доказательств. Хитро, ничего не скажешь. Как по нотам. Бумажка к бумажке. Всегда есть план Б.
Смородина не одобрял убийств. В этом деле не было ни одного, но спинной мозг адвоката говорил ему, что с другой стороны шахматной доски – рептилия. Хищный древний мозг, который столкнет человека с лестницы и не заметит. Поэтому, чем раньше он его обезвредит, тем лучше. Ему нужны были улики. А еще он надеялся спасти одного человека.
И почему он решил, что добыча была слишком доступной? Если человек выглядит беззащитным, это не значит, что так оно и есть.
Фотосессия
В эти выходные жизнь в доме с колонной шла в обычном режиме.
– Мы делаем фотосессию в духе романов Агаты Кристи. Длинные нитки жемчуга есть. Жанночка, иди к нам! Ну, не хочешь как хочешь. Платон Степанович, в «Третьей девушке» есть военный пенсионер. Только он не колясочник, а слепой. Слепой, представляете? Слепой, а передвигается по Лондону без палочки, а потом еще и женится на секретаре.
– Ничего удивительного, слепота только способствует женитьбе. Вы хотите, чтобы я сыграл его роль?
– Ой, нет, ну что вы. – На лице Жизели было написано, что корпулентный с маленькими глазами адвокат не вписывается в эстетическую концепцию фотосета. – Мне нужен ваш дар дипломата. Мне кажется, вы можете договориться с кем угодно о чем угодно.
– Для этого таланта мало, нужна переговорная позиция.
– Генерал такой красавец. Честное слово, если бы он не был таким букой, я бы его… – Жизель употребила слово, услышав которое от посторонней женщины еще пятнадцать лет назад, Смородина бы покраснел. – Высокий, плечистый, кучерявый. А стержень внутри! Я прямо чувствую на его руках кровь врагов. Попросите его сняться с нами.
– Жизель, вы прекрасны, но мне рано умирать. У меня еще есть планы.
– Ах, ну да.
Только в этот момент Смородина почувствовал, что в этот день вишенки начали смотреть на него с легкой усмешкой. Аня, Эльвира и Жизель, как три сестры, фотографировались в саду. Их снимал Оскар, они кокетничали с ним. Все лучились от счастья.