Живописный труп

– Да, он сел голой попой на брусчатку Красной площади.

– Я все думал, почему они называют себя художниками, а не политиками, например? Художников любят, относятся с уважением. А политика при жизни никто не жалеет: сам зашел в клетку с тигром, сам и обращай его словами в вегетарианство. У нас много шума наделала история о том, что следователь, который занимался Савленским, уволился из органов и вернулся на суд в качестве его адвоката. Савленский – классический садист, личность нарушенная. И если бы гособвинитель следовал словам моего учителя, он бы не перевербовался. Что там! Они психологов ломают, которые вообще-то понимают, кто перед ними. Потому что люди в принципе существа хрупкие, сложные и чересчур самоуверенные. А нарушенная личность… как игровой автомат. Там и обаяние, и надежды, и такие драмы, что театр отдыхает. Но это человек только юридически, по сути, это машинка для отъема жизненной энергии и денег. Игровые автоматы надо просто обходить. «У меня получится его спасти» – опасная мысль, это ловушка. Если я прав, то она врет очень легко, так что пройдет любой детектор лжи. Вот вы говорите, у нее настроение непредсказуемое. Это очень плохой признак. Вы уже хотите ее защитить. А ведь она просто клиент. Составьте договор и все, дальше сама. Тем более я по вашему голосу слышу, что у вас есть вопросы.

– Да, есть.

– Вам стоит держаться от нее подальше. Вы же не хотите потерять репутацию, семью, социальный статус? Так о чем вы хотели попросить?

– Приходите ко мне в офис.

Ладушкин рассмеялся.

– Рабочие секреты не выдам.

– Вы уже обогатили меня мудростью своего учителя. Приходите посидеть.

На вторую встречу с адвокатом Правдорубов надел растянутую майку и дорогой итальянский пиджак. Видимо, таки пристроил свою картину «Бобр в огне».

– Проходите, пожалуйста. Мы тут ваше творчество обсуждаем. Истоки вдохновения главным образом, которые я у вас в мастерской находясь, – Смородина хмыкнул носом, – почувствовал.

Художник в ответ точно так же хмыкнул носом. Смородина указал ему на стул напротив. Правдорубов сел. Он сохранял высокомерие, но существенно сократил амплитуду его воздействия.

– Ладушкин, покажите ему ваше удостоверение.

Ладушкин показал. Правдорубов сравнил фото на документе с увиденным перед собой. И сделал гримасу, которая должна была показать Ладушкину, что он не впечатлен.

– Так я зачем вас звал, Правдорубов. Если вы, – голос Смородины был совершенно спокойным, как стоячая вода, но в данной обстановке Правдорубов меньше испугался бы, если бы адвокат размахивал топором, – еще раз появитесь рядом с Абрамовыми, у вас, как у Савленского, возьмут глубокое прочувствованное интервью.

– Но она сама…

– Я понимаю, сокол ясный, что наркотик – это вы. Глазки масленые, звонки в ночи, «возвратные» письма, оскорбления вперемешку с обещаниями вечной любви. Поэтому, имея уважение к вашему таланту художника-правдоруба, я сначала предупреждаю.

– То есть денег не будет?

– Нет.

– Так бы сразу и сказали, по телефону. Чего зря комедию ломать? Кому нужна такая челюсть? Тем более она в последнее время ненормальная. «Хочу, чтоб они все умерли! Не фотографируй меня, я не фотогеничная».

Правдорубов поднялся, чтобы уйти.