Смородина думал о том, что это только у Агаты Кристи преступники ведут себя вежливо и аристократично. Покорно и с достоинством, как на театральной сцене, соглашаясь с тем, что да, вот вяжите меня, рубите голову повинную. Где леди Агата такое видела? Все эти риски были ему не по возрасту и не по состоянию здоровья. Но он уже вляпался в свою профессию.
– Вазы жалко.
– Что вазы? Это все материальное. А тут такой мозг!
– Я всего лишь хотел сказать ему, что дом оцеплен и бежать поздно.
– Теперь им еще срок дополнительно накинут за вашу голову. И поделом, я считаю. Но вы невероятный абсолютно. Вы узнали даже, как ее зовут!
– Я блефовал. В письмах упоминалась «защитница Юлия Владимировна». Сначала она была начальницей Эльвиры, «работа сложная, но платят», потом приходила на массаж как клиентка. Она писала, что не знает, как бы справилась без нее. Эх… Гораздо лучше справилась бы, да еще бы и жива осталась. Настоящей Эльвире они просто накрутили мозг. Она и так всего боялась. Очень жаль ее. Судя по тому, что она бережно хранила фотографии, мечтала встретиться с дочерью. В книжном клубе в музее смеялись над тем, что у Агаты Кристи не узнают человека, который просто надел парик. И это действительно театрально, как в греческой трагедии. Вот я вышел в маске и на каблуках, будьте добры меня не узнавать. В жизни же и под самым носом человека можно не разглядеть. Эльвира была битая и голодная до любого тепла. Как она могла узнать, что такое любовь, если ее никто никогда не любил? Дочь ее росла без любви, без тепла, с дефицитом здорового человеческого общения. Вот и весь секрет. Обе приняли отраву за родниковую воду.
Ее они отправили на разведку, сказав, что помогут «восстановить утраченное доверие», «поддержат». Настоящая Эльвира поняла, что дядя ее не видит, ведь он бы ее узнал. Пусть они общались не так часто, но это была девушка, которую он спас от тюрьмы, которая родила ребенка его брату. Да и пятнадцать лет для взрослого человека не так много. Я с одноклассниками встречаюсь раз в десять лет, а кажется, что через каждые две недели. Это ребенок чувствует время иначе. Жанна не помнила маму, отец уничтожил все ее фотографии. Еще бы, его, такого золотого, предпочли человеку, у которого и брата-то влиятельного нет. А ведь она изменила ему, а не ребенку. Ну не любила. Что с этим сделаешь? Химия, чувство юмора – всего этого у них не было. Пошел бы реки развернул вспять, если он такой на природу вещей обиженный. Понимал ли он, какой ущерб наносит ребенку, объясняя ему, что мать дочь не любит и бросила ее потому, что она плохо себя вела? Он об этом не думал. Для этого человека мир был его обслугой.
– Получается, шашлычник во всем виноват?
– Конечно, в тех ранах, которые были нанесены Жанне, виноват шашлычник. Только это не значит, что его надо откопать и насадить на вертел. У нас какое-то странное понимание вины. «Виноват», значит, надо избить плетьми и отправить на каторгу. Не надо. Вообще никого не надо насаживать ни на какие твердые продолговатые предметы в качестве наказания, потому что многим людям именно это и нравится. Просто иногда вина целиком и полностью на том, кто принимал решения, а не на ребенке, который им подчинялся еще до того, как узнал значение слова «подчиняться». То, что он виноват, значит только то, что не виновата Жанна. Если бы не дядя, который отправил ее в частную школу, она стала бы душевным инвалидом. Родительский абьюз вызывает у ребенка привычку к высокому уровню кортизола, адреналина, стресса. Он вырастает и, может быть, даже «разводится» с такими родителями, но мозг-то уже сформирован. Даже если все хорошо, он запускает привычный процесс самобичевания. Поэтому они так легко на нее сели.
Они мыслили рационально. Семья, в которую не приходят друзья. Слепой инвалид, который не любит, когда ему надоедают. Те, кто видел настоящую Эльвиру, давно уже здесь не живут. На первый взгляд идея бредовая. Как можно занять место другого человека в коттеджном поселке, где все у всех на виду? В двадцать первом веке, когда каждый чих может быть записан на видеокамеру? Но Абрамовы были в этом поселке первыми богатыми людьми. Здесь же раньше были обычные советские дачи, приусадебные участки. Сюда приходили работать в саду инженеры и учителя. Канализации не было, газа. Выгребные ямы и коты. Никаких домов из кирпича. Скупать участки и перестраивать начали как раз таки пятнадцать лет назад. Никто из тех, кто видел трехлетнюю Жанну, здесь уже не живет. Друзей у нее нет.
Они оболгали Афанасия Аркадьевича в глазах Жанны. Накормили ее психотропами, она отключилась, дядя возмутился, отчего с этими женщинами столько проблем, и предложил положить ее в клинику. Мать кинулась ему в ноги, мол, нет-нет, этого больше не повторится, как же кровиночку… И все. Теперь они твердили Жанне, что тот хочет упечь ее в клинику. Хотя я очень удивлюсь, если он имел в виду психиатрическую лечебницу, а не платный реабилитационный центр. В результате Жанна боялась единственного человека, который мог ее защитить.
Глупый план? Очень глупый. Но так эта Юля и не умная, она очень наглая. И тогда, когда она решила присвоить все деньги Абрамовых, а заодно и войти в московское общество, где, может быть, тоже водятся травматики, она разинула пасть слишком широко. Потому что в доме начали появляться люди. Одиночки, те, за кого некому заступиться, – вот ее пища. Яд добавляли в малых дозах в конфеты, надеясь, что смерть посчитают естественной. Инвалид, в возрасте, ел запрещенку. Или по ошибке домработницы выпил это… просветленное моющее средство.
– Год бок о бок жила с людьми. И травила. С виду такая милая, серая мышка.
– Такие люди как раковая опухоль. В ее голове никогда не будет мыслей наподобие «я мошенница», «я обманула», «поступила нехорошо». Из писем я понял, что у них с Эльвирой была размолвка, после которой Эльвира ее простила. Большая ошибка! Беда в том, что такие люди, как Жанна с мамой, могут тратить по двадцать лет жизни, пытаясь понять моральных преступников, пока те просто продолжают их грызть. Нечего там понимать. Она считала все это имущество своей собственностью, на которой по ошибке сидит уродливая жаба, которая всего этого не достойна. Половина жабы состоит из генерала, другая половина из его истеричной племянницы.
– Когда вы догадались?
– Все это было, как клубок из спутанных ниток. Тут узелок, там колтун, здесь резинкой затянуто. И ты разбираешь это, разбираешь. То тебе скучно, то кажется, что вообще в этом во всем нет никакого смысла, но ты продолжаешь щупать и тянуть. И в один прекрасный миг – вуаля! Пока я не зажал в руке цветную фотографию настоящей Эльвиры, я не был до конца уверен в том, как сделано это преступление. Фиалковые глаза…
Очень важно было достучаться до Жанны, чтобы именно вырвать сорняк с корнем. Вся эта система отцовского «доминирования» в пространстве привела к тому, что дома у него по доброй воле никто не бывал. Домработницы подолгу не задерживались. При таком характере нужно платить как минимум на уровне рынка, а он норовил сэкономить, вычесть, вот люди и сбегали. Это как поверхность, зачищенная от микробов, там их при случае появляется гораздо больше, и они представляют большую опасность. Каждый раз, когда он давал деньги дочери, он выговаривал ей, как дорого она ему стоит. А денег не приносит! Как, интересно, ребенок должен был ему их приносить? Отправиться работать в шахту?
А этой дряни люди глубоко безразличны, она решила рискнуть. Она не считает себя ни воровкой, ни мошенницей, в ее картине мира она забирает свое. Зачем Жанне состояние? Она даже не умеет врать и притворяться. Убийство? Ну так это Эмма ее вынудила. Нечего было звонить. Хоть ешь ее, хоть режь, она несчастная жертва обстоятельств, которую все время обманывают неблагодарные люди. Эмоциональный интеллект пятилетнего ребенка. Она всегда считала других глупее и хуже себя. К счастью, у них это видовое. На том и погорела. И Жанна где-то догадывалась, что отношение так называемой матери к ней недоброе. Чувствовала это скользившее во всем высокомерие. Но опять не доверяла своим чувствам. Сразу начинала думать, что это она виновата, что это с ней что-то не так. Ведь это же мама, значит, она должна ее любить. Хотя родитель пятнадцать лет отсутствовал. Откуда взяться душевной связи? Ничего, больше ей не надо переплачивать за крохи тепла. Теперь она умеет себя защищать… Антоша, можно повыше чуть-чуть?.. Антон Анатольевич…
– Ой, ну что вы! Просто Антоша. Правда, я не решусь называть вас по имени, вы такой солидный. У вас очень красивый мозг.
Смородина хотел уточнить, не стал ли виден его мозг в результате удара вазой, но воздержался. Он понимал, что Додон искренне хотел выразить охватившие его чувства.