– За Новый год! – маленький Саша поднял стакан морса.
– Да подожди, – перебила Надежда. – Какой Новый год? Алик! Ну, давай за тебя! Пап! Пап, че ты? Говори тост!
– Это правильно! – Сан Саныч встал и торжественно произнес. – Вставай, герой!
Алик, смущаясь, поднялся со стула.
– Значит… – Сан Саныч собирался продолжить, но на секунду отвлекся, глядя на гимнастерку сына. – А че грудь-то пустая? Медали зачем снял?
– Нет медалей. – Алик рассмеялся. – Не заслужил.
– В штабе, что ли, отсиделся? – недоумевал отец.
– Отлежался, – довел до апогея шутку афганец. – Диван там удобный был – ух – кожаный! Давайте! За Новый год!
Все рассмеялись. Однако у Сан Саныча в душе что-то оборвалось.
Собравшиеся начали звенеть рюмками и стаканами. И только ветеран молча поставил рюмку на стол и удалился на кухню. Домочадцы переглянулись.
Надежда побежала к отцу.
– Папа… слушай, ну Новый год. Давай уже садиться за стол. – Она потянула отца за руку.
Сан Саныч резко вернулся в гостиную, и горестно посмотрел на Алика.
– Там ребята, поди, жизни свои не щадили. И мы в Великую Отечественную тоже не щадили. Не такого я сына воспитал. Не такого растил. Героя. А ты… так, крыса тыловая! Тьфу!
– Пап… – Надежда пыталась успокоить отца, но главное тот уже сказал. Сан Саныч захлопнул за собой дверь дальней комнаты.
Алик промолчал несколько долгих секунд, пытаясь проглотить обиду, но не выдержал.
– Мне надо было в цинковой электричке приехать, чтоб ты счастлив был?
– А может, и надо, – раздалось из-за двери.
Афганец бросил шапку, бороду – и в одной гимнастерке ушел из квартиры.
– Алик! Алик! Не обращай ты на него внимания! – звала Надежда. Сперва из гостиной. Затем – кричала вслед, пока тот бежал вниз по лестнице. Ее голос эхом раздавался в подъезде.