– Я не отправляла ваши рукописи в Америку! Эти сто долларов я вам положила! Я! Из жалости! Потому что никакой вы не писатель! Вы бездарность! Вот. – Она развернулась и принялась спускаться по лестнице.
– А вот… а… врать не надо сейчас! – Федор захлопнул дверь. Но еще несколько минут столбом стоял в прихожей, не решаясь пойти в комнату.
На улице стояла жара и милицейские «бобики».
Приблизившись к краснокирпичной пристройке отделения Сберегательного банка, Надежда пообещала Вике:
– Сейчас снимем деньги со сберкнижки и купим мороженое.
– Угу, хорошо.
– Хочешь мороженое?
Вика размечталась:
– Да. С колбасой.
Очередь в отделение начиналась на улице – и даже там до двери змеилась за угол.
– Извините, пожалуйста, можно пройти, – продиралась Надежда сквозь толпу под негодующие голоса окружающих.
– Дамочка, тут очередь!
– Так, женщина!.. Женщина, я тоже стою…
Отдельные индивиды тянули руки, преграждая путь. Надежда изо всех сил старалась пробиться, отмахиваясь от посторонних.
– Не надо трогать ребенка. Уберите, пожалуйста, руки. Не надо трогать ребенка, пожалуйста.
В отделении очередь заполняла каждый метр. Напряженные люди едва удерживались от массовой драки, которая бы наверняка переросла в давку.
– Нас там ждут, – проговорила Надежда, пытаясь протиснуться.
– Надоели уже! – ответил голос из очереди.
– Извините все-все-все. Спасибо, спасибо большое! Идем, мое солнышко.
Надежда спросила у рядом стоящей тетки в малиновом платье: