Много дней – не одну неделю – она пребывала между жизнью и смертью. Как в прежние времена, при ней неотлучно находилась заботливая мисс Монро, которой ежечасно рвалась помогать добрейшая миссис Джонсон.
Однажды вечером, в начале июля, Элеонора очнулась. Дежурившая у ее постели мисс Монро внезапно услышала тонкий, срывающийся голос:
– Где Диксон?
– В Бромхэме, в доме каноника.
(Бромхэм – название сельского прихода, где служил каноник.)
– Почему там?
– Мы подумали, что перемена места и свежий воздух пойдут ему на пользу.
– Как он?
– Много лучше. Поправляйся, и он приедет повидаться с тобой.
– Вы уверены, что все хорошо?
– Уверена, душа моя. Все хорошо.
Элеонора снова провалилась в сон – разговор отнял у нее все силы.
Но с того дня она начала выздоравливать. Больше всего ей хотелось как можно скорее вернуться домой, в Ист-Честер. Связанные с Хеллингфордом воспоминания о горе, тревоге и приступе болезни гнали ее прочь оттуда в тихое, солнечное, пронизанное торжественной красотой подворье ист-честерского собора.
Узнав о том, что мисс Монро намерена отвезти больную домой, каноник Ливингстон тотчас прибыл помочь ей совершить непростое путешествие – с этой, и только с этой целью: он никоим образом не навязывал Элеоноре свое общество.
Наутро после переезда мисс Монро спросила ее:
– Ты в силах увидеться с Диксоном?
– Он здесь?
– У каноника. Мистер Ливингстон распорядился привезти Диксона из Бромхэма сюда, чтобы ты могла увидеться с ним, когда пожелаешь.
– Пожалуйста, пусть придет сейчас же! – сказала Элеонора; от нервного возбуждения ее бросило в дрожь и жар.
Она встала, чтобы уже в дверях встретить старика Диксона, сама подвела его к глубокому креслу, которое поставили в комнате для ее удобства, усадила, опустилась перед ним на колени и положила его руки себе на голову; от избытка чувств бедный старик весь затрясся.