– Можете отправить посыльного на Гайд-парк-Гарденс? – без предисловий попросила она, понимая, что нельзя терять ни минуты, как бы она ни устала. – Нужно только узнать, дома ли нынче вечером судья Корбет. Если дома, я поеду к нему.
Обескураженный коридорный сказал, что посыльному легче было бы получить ответ, если бы леди разрешила назвать ее имя, но она и слышать об этом не хотела: ей и без того боязно встретиться с ним после стольких лет разлуки, не хватало еще предуведомить его, чтобы перед их встречей у него тоже было время вспомнить прошлое. Уж лучше застигнуть судью врасплох и сразу перейти к делу.
Она еще ходила по комнате из угла в угол, взвинченная предстоящим разговором, когда коридорный вернулся с ответом:
– Посыльный побывал на Гайд-парк-Гарденс, мэм. Судья и леди Корбет ужинают не дома.
Леди Корбет! Ну разумеется, он женат; кто-кто, а Элеонора отлично знала об этом – сама присутствовала на его венчании в ист-честерском соборе. Но последние события с такой силой всколыхнули память о давно минувших днях, что эта фраза из уст посыльного, «судья и леди Корбет», обозначающая супружескую пару, подействовала на Элеонору как ушат холодной воды.
– Что ж, прекрасно, – сказала она как ни в чем не бывало. – Распорядитесь, чтобы в семь меня разбудили и к восьми подали кеб, который отвезет меня на Гайд-парк-Гарденс.
Ей не осталось ничего другого, кроме как лечь в постель; но сон не шел. Всю ночь в голове у нее мелькали сцены из прошлого, из безмятежной, счастливой поры ее юности… И потом эта страшная ночь, положившая конец ее счастью. В ушах у нее снова раздавались давно стихшие шаги отца, шелест его газеты, его характерное похмыкивание – словно все это было только вчера… И мертвая ночная тишина. Элеонора вспомнила, что в саквояже лежит хранимый ею с детства маленький дорожный бювар, где собраны все ее сокровища – память об умерших близких: образчик маминого рукоделия, золотистый локон сестренки, неоконченное письмо отца к мистеру Корбету. Она достала свои реликвии, внимательно осмотрела каждую в отдельности, потом окинула все вместе долгим печальным взглядом. «Может быть, пригодится?» – подумалось ей, когда она убирала отцовское письмо. Она еще раз перечитала последние слова: «Со смертного одра заклинаю Вас: останьтесь с ней, будьте ей другом, я готов на коленях просить прощения за все…»
«Возьму с собой, пожалуй, – решила она. – Необязательно предъявлять его, скорее всего, это и не понадобится после моего признания. К тому же все так переменилось, так безвозвратно кануло куда-то, словно никогда и не было ничего… Теперь я могу без смущения показать ему отцовское письмо. В конце концов, что я теряю? Но если он увидит, как мой бедный, мой бесконечно милый папá страдал и раскаивался, может быть, он смягчится и не станет строго судить того, кто когда-то сердечно любил его, хоть они и расстались, увы, нехорошо – негодуя друг на друга».
Короче говоря, к дому судьи Элеонора отправилась, имея при себе прощальное отцовское письмо.
Нервы у нее были так натянуты, что она едва не вскрикнула, когда извозчик кулаком забарабанил в дверь. Торопливо спустившись на землю, пока никто не вышел на его бесцеремонный стук, она сунула в руку грубияну двойную плату, лишь бы он исчез поскорее, и замерла перед дверью, сгорая от стыда и дрожа от страха.
Глава шестнадцатая, и последняя
– Судья Корбет дома? Могу я увидеть его? – спросила она лакея, который не скоро открыл дверь.
Прежде чем ответить, он с любопытством, слегка отдававшим фамильярностью, смерил ее взглядом:
– Дома, конечно, где ж ему быть в такой час! А вот захочет он видеть вас или нет – это другой вопрос.
– Не могли бы вы спросить у него? У меня к нему исключительно важное дело.
– Позвольте вашу визитную карточку? Или назовите свое имя, возможно, этого будет довольно, если у вас нет карточки. Эй, Симмонс, – окликнул он показавшуюся в холле горничную, – судья уже встал?
– Конечно! Он у себя в гардеробной. Миледи сейчас спустится. Пора подавать завтрак.
– Нельзя ли повременить с вашим делом? Может быть, зайдете позже? – сказал он, вновь обращаясь к Элеоноре – трепещущей и белой как мел Элеоноре!
– Нет! Пожалуйста, позвольте мне войти. Я подожду. Уверена, что судья Корбет примет меня, если вы доложите. Мисс Уилкинс. Ему знакомо мое имя.
– Ну хорошо, обождите здесь, сперва мне надо заняться завтраком, – сказал лакей, указав ей на скамейку в холле; глядя на ее платье, он принял ее за камеристку или гувернантку из богатого дома, в лучшем случае – за дочь какого-нибудь торговца. Так или иначе, ему пора было срочно возвращаться к своим обязанностям.