– Руби, меня это не волнует. Меня волнуешь только ты. – Он перегнулся через сиденье, наклоняясь ко мне как можно ближе, потом решил, что так недостаточно близко, отключил двигатель, перелез на заднее сиденье и потянулся ко мне, но я его остановила.
– Тебя это не волнует, потому что тебе не приходится об этом волноваться, Шимми. Ты живешь в своем прекрасном маленьком мирке, но все окружающие считают, что мне там не место.
– И что, мы теперь будем делать то, что считают окружающие? А как же наши чувства друг к другу? Нам должно быть неважно, что думают остальные.
– Она меня в лицо черномазой назвала, – напряженно произнесла я.
Шимми поморщился, будто его ранило это слово. Потом он снова потянулся ко мне. От него исходил успокаивающий запах «Олд спайс», и я сдалась, в его крепких объятиях наконец пролив слезы, которые копились во мне весь день. Когда в машине были только мы вдвоем, я чувствовала себя в безопасности. Это был наш мир.
– Понимаешь, я боюсь. Это безумная страна.
– Я о тебе позабочусь.
– Пока сможешь. – Я отодвинулась, вжавшись в сиденье. – Ты что, не знаешь, что нам по закону нельзя быть вместе? А что, если твой отец узнает? Или мистер Гринуолд? Проблемы они устроят мне, а не тебе.
Ему явно было не по себе.
– Они не такие, и потом, ситуация меняется, Руби. Газеты не только ты читаешь. Всего несколько месяцев назад Верховный суд Калифорнии счел, что запрет межрасовых браков нарушает Четырнадцатую поправку, и отменил его.
– Это только один штат, и он на другом конце страны.
– Но это вопрос времени, а если надо, сбежим в Калифорнию. Слушай, не сходи с ума.
Руки у меня дрожали. Шимми был самый славный парень, которого я только встречала, добрый и сердечный, но что бы я ему ни говорила, сколько бы фактов ни приводила, он не поймет. Он не может понять, как я живу, как хожу в школу, где учебники всегда потрепанные, с отсутствующими страницами, а в туалетах из крана редко течет вода. Он не представлял, каково это – ложиться спать голодным, включать свет и видеть, что мыши погрызли твой ужин и оставили какашки, которые тебе придется убирать; каково это, когда приходится целовать бойфренда матери, чтобы получить деньги на проезд на учебу, которая может принести тебе стипендию в колледж, а эта стипендия нужна, чтобы не мыть всю жизнь туалеты, как твоя мать. Туалеты белых людей.
Я знала, что если я не покончу с этим сейчас, то не покончу никогда.
– Мне пора. Береги себя, Шимми. – Я открыла дверь машины, вышла из переулка и взбежала по лестнице, прыгая через ступеньку.
Разбитое сердце напоминало о себе, словно щелкавшая о кожу резинка. Я хотела, чтобы в наших с Шимми отношениях все шло нормально и беспроблемно. А поскольку так невозможно, надо было избавиться от чувств к нему.
Тетя Мари принесла мне кусочек торта с чьего‐то дня рождения в клубе, но когда я открыла холодильник, чтобы его достать, в дверь застучали.
– Шимми, иди домой. – Я захлопнула холодильник ногой.
– Пусти меня.
Не обращая на него внимания, я вилкой подцепила из пластикового контейнера кусочек желтого торта с белой глазурью и поднесла к губам.