Тень Галена

22
18
20
22
24
26
28
30

Леонид Тарентский, III век до н. э

***

– Ты не скучаешь по родителям? – я старался перекричать ветер, когда порт Александрии остался позади и мы вышли в море.

– Да, конечно! Но куда больше по отцу, нежели по матери – рассмеялся Гален.

– Мой отец, Элий Никон был спокойным, очень рассудительным и мудрым человеком. Для меня он всегда был образцом благочестия и разумности. Но вот моя мать… Пожалуй, даже Ксантиппа не пилила Сократа так безжалостно и методично, как она бедного отца! Представь, она умудрялась ревновать даже к тому, что он уделяет мне больше внимания, чем ей! Ох и натерпелся же отец – в приступах ярости эта женщина была способна даже покусать собственных рабынь! Ну а уж сами приступы, можешь поверить мне на слово, не заставляли себя подолгу ждать…

Я понимающе улыбнулся.

Хотя сам я почти совсем не помнил мать – она умерла в родах, принеся на свет нашу с братьями младшую сестренку, когда мне не исполнилось и пары лет. Наверное, я предпочел бы, чтобы она кусала пусть даже меня самого – лишь бы была рядом и подарила возможность вырасти в лучах ее любви. В таких вещах, впрочем, судьба никогда не спрашивает нашего мнения.

– Раз за разом, сравнивая благородные дела моего отца с постыдными страстями матери, я твердо выбрал, что мне ближе – продолжал Гален. – И уяснив, впредь боролся со страстями, сгубившими как ее, так и тысячи других несчастных. Ведь подумать только, до чего сложной может стать жизнь человека, если даже малейшие неурядицы смогут вызвать в его душе ураганы бешенства, преграждая разуму путь, как преграждают дорогу опрокинутые ветром деревья.

Мы помолчали, глядя как волны бьются о корпус корабля, скользящего по водной глади. Каждый вспоминал свою собственную семью.

– Он был архитектором. Как твой отец тканями – мой занимался строительством, проектированием. А я… – Гален на миг запнулся, – я не продолжил их династию. Не знаю, сожалеть ли об этом – но уж так решили боги.

– Значит все твои предки были архитекторами? – удивленно уточнил я.

– Не совсем. Но все они поднялись честным и упорным трудом, через облагораживание этого мира. Мой прадед смог получить место землемера в Пергаме. Дед пошел еще чуть выше – стал руководить плотницкими работами и взобрался до старшего в гильдии. Тогда было много ремонтных заказов – в Акрополе[2], в библиотеке Эвмена[3], что соперничает с Александрийской, и на огромном алтаре Зевса, воздвигнутом тогда же, еще до римской власти. Жизнь была щедра к моему деду и, не буду лукавить, он смог хорошо заработать. Успехи его, в свою очередь, помогли моему отцу – он смог получить лучшее для своего времени образование, а также узнать множество людей и завести полезные знакомства с отпрысками благородных семей, в дальнейшем разъехавшимися по всей империи. Главным образом потому, что все мое детство в нашей Азии, в Пергаме жили и отдыхали люди небезызвестные.

Я слушал рассказ Галена. Зная его третий год, о его детстве и юности мне прежде не доводилось ничего узнать.

– Консул[4] Куспий Руфин, например. Представь только, вернувшись из Рима, он на собственные средства воздвиг храм, прославляющий бога врачевания Асклепия. Вложил колоссальные суммы! Теперь там же, при храме, знаменитая лечебница с водами. Можно решить, что в поступке Руфина есть что-то от Мецената, покровительствовавшего всему прекрасному – как его звали? Гай Цильний, кажется? – но, надо сказать, во многом Руфин воздвиг лечебницу для самого себя – Гален заливисто рассмеялся.

– В этом тщедушном теле жизнь держалась на одной лишь воле. Удивительный человек, при Адриане, говорят, блиставший в сенате – заключил он.

– Ну а Элий Аристид? Даже в Александрии ты, наверное, о нем слышал – великий ритор! Один из самых образованных людей нашего времени, пожалуй. В Пергаме он часто упоминал в своих речах то Асклепион, то сны, посланные ему богами, то надоедливые болячки, отравлявшие его жизнь. Жуткий ипохондрик! Не подумай, что он лишь ныл о тяготах – Аристид писал речи для самого императора Антонина Пия, да и сам весьма красноречиво хвалил Рим перед его горожанами.

– Были и другие там. Софист Полеймон, историк Клавдий Гаракс… Давно уже я их всех не видел. Но, когда отец отправил меня обучаться философским школам, я почти всякий день проводил в обществе таких людей и имел счастливую возможность упражняться с ними в риторике. Отец хотел, чтобы в будущем я преуспел в политике… – Гален на время задумался, ковыряя что-то пальцем в деревянной обшивке борта. Скоро он продолжил.

– Его самого привели туда люди приближенные к власти. Не за ту политическую ушлость, что часто приходится наблюдать. Напротив – за честность и прямоту, которые оказались к месту посреди царящего хаоса, воровства и всей той густой лжи, в какой тонула как в трясине адриановская стройка. Когда разом из казны выбрасываются сотни миллионов – представь, сколько хищных дельцов начинает вертеться вокруг?

Гален печально ухмыльнулся.

– Политика забрала его раньше срока, я уверен – слишком много оказалось испытаний, волнений. Слишком большое напряжение всех чувств. Даже для такого мудрого и стойкого человека, каким был мой отец.