Тогда мне не было ясно, как все-таки оказался Гален в медицине, презираемой римлянами как ремесло присущее скорее умелому рабу, чем состоятельному гражданину. Прояснить это хотелось и мое любопытство росло, но я опасался ненароком задеть его честолюбие.
– Ты сказал, будто лишь по воле богов не продолжил дела отца, деда и прадеда. А что ты имел в виду? – я наконец набрался смелости.
– Ах да, я ведь еще не рассказывал. Когда мне было лет четырнадцать, мы с друзьями объелись фруктов – весело начал Гален.
Я не подал виду, но с облегчением выдохнул – опасность миновала. Удивительно, каким деликатным собеседником я был в молодости, и насколько грубее в дальнейшем меня сделали суровые уроки жизни.
– Наверное, злосчастные плоды не были зрелыми и с тех пор я серьезно заболел – продолжал Гален. – Я исхудал, а по ночам терзался нестерпимыми желудочными болями. Ни один лекарь не смог помочь, и тогда мой отец, обычно вовсе не склонный к мистификациям или вере во всякие там пророческие сны, как Аристид, все же прибегнул к такому методу. Он последовал совету жрецов и провел ночь в Асклепионе, где в самом деле во сне увидел бога всех врачей. Асклепий шепнул ему, что излечит мою язву если только сам он отречется от мыслей о политике и возвышении, но отдаст своего единственного сына в медицину. И, как ты догадался – мои боли почти сразу же ушли. С тех пор я уповаю на Асклепия и считаю его своим покровителем, а фрукты… – Нет! Никогда! И уж в этом вопросе я не решусь всерьез полагаться даже на богов! Ну, кроме, разве что, фиников друг мой. Финики – вот воистину плоды богов! Может быть, еще немного инжир, если, правда, совсем чуть-чуть…
Я улыбнулся – действительно, не раз в гостях, ужиная в компании с Галеном у его александрийских друзей, я замечал, что стоило рабам в доме вынести фрукты – мой учитель находил множество поводов деликатно отказаться даже от самых экзотических и заманчивых яств. Упражнениями в риторике были его попытки объясниться, не углубляясь в историю сложности своих с фруктами взаимоотношений. Главное было никого не оскорбить. Ведь, откровенности ради, при своем характере он и без того сверх всякой меры преуспевал в наживании недоброжелателей.
Вот уж кого всегда хватало!
– Полидор! Евсей! – Гален позвал пару рабов, которые странствовали с ним и верно служили с того самого дня, как он покинул дом восемь лет назад. Ему тогда было девятнадцать и на глазах этих немолодых, но все еще бодрых мужчин, должно быть, мой учитель и возмужал.
Едва они подбежали – Гален попросил их вынести его писчие принадлежности и пару свитков чистого папируса. Игнорируя легкую качку судна, он собирался поработать.
– Мне пришло в голову несколько ценных комментариев о роли мышц между нашими ребрами в процессе дыхания. Пока остра идея, я хотел бы записать ее и заняться новым трактатом. Если только ты не возражаешь, дорогой Квинт, побеседуем позже?
Море было спокойным.
Тихо потрескивая просмоленным корпусом, корабль шел вдоль бескрайнего побережья Палестины. Протяжно кричали вечно голодные чайки. Оставив Галена наедине с его рукописями, я подошел к борту и всмотрелся в раскинувшиеся впереди желто-бурые пески побережья, выжженные солнцем и поросшие редкими пальмами. За ними, скрываясь в сизой дымке, лежали горы. Казалось, будто это вылепленные из охры валуны, рукой великана украшенные прожилками изумрудной зелени. Они скользили и покачивались, словно огромные корабли на песчаных волнах.
Или все-таки покачивались мы?
***
Изрядно поднатужившись, Полидор и Евсей снесли богатое хозяйство Галена на берег в небольшом городке. Сойти на твердую землю после двухнедельного путешествия было долгожданным облегчением для моего неопытного сухопутного желудка.
Желая добраться до Иерихона налегке – Гален оставил рабов и все накопленные за долгие годы вне дома вещи в поселении, где щедро заплатил проводнику. Там же мы провели ночь, по утру возблагодарив провидение, что клопы не изъели нас до смерти. Не теряя времени зря, хотя, впрочем, и без всякой спешки, на следующий день Гален заплатил за свежих верблюдов и мы выдвинулись в сторону древнего города.
Наш проводник – молодой иудей Наум, показался человеком, не лишенным хитрецы и житейской смекалки, но в общем-то юношей честным. Здесь же проживала его семья. Две очаровательные девочки – видимо его сестры, лет трех и пяти от роду, весело бегали по двору у дома, искусно сложенного из простых глиняных кирпичей.
Вся семья с бурной радостью приняла от Галена несколько серебряных монет, а вот на меня смотрели с подозрением. Долгая и непростая история иудейской земли не приветствовала римлян так, как греков и, хотя мой учитель был квиритом, как, впрочем, и я – он все-таки воспринимался здесь в первую очередь представителем греческой культуры.
– Иерихон – я не знаю города древнее. Никто не знает города древнее! – вдохновленно рассказывал Наум, историями пытаясь скрасить туристам путь и ожидая дополнительной награды. – Ему тысячи и тысячи лет! По сравнению с ним Афины и Рим – настоящие младенцы!
– А ты бывал в Риме или в Афинах? – удивленно поинтересовался Гален.
ebooksa