— Идите сюда, мальчики!
Я кивнул уже одетому Женьке, и он молча стронулся с места. Мне совсем не хотелось, чтобы он видел, как я перекладываю в новую рубаху пряжку пояса тиса. После того, как Сашка появлялся передо мной воочию уже дважды за последние сутки, мне не хотелось ни на миг расставаться с тем последним, что связывало нас.
Когда зашёл на кухню, табуретку из-под стола мне выставил Женька. Просто наклонился, вытянул и поставил во главе стола. Не глядя. Как сделал бы любой настоящий тис.
Я прошёл, сел, и тут же передо мной Анна поставила кружку. В тёмном океане чая лениво перекатывались на волнах мелкие травинки и лепестки.
Отхлебнул. Да. Это то, что нужно сейчас!
Анна села напротив. Наморщила лоб, потёрла виски и начала:
— Так, мальчики. Ещё раз, если вы пропустили, — я смогу восстановить только одного из вас. На двоих меня не хватит. Придётся тратить энергию матрицы, а она у меня слабая. Поэтому после этого я просто стану, словно тряпочка с глазами — лежать и моргать.
Я откашлялся, привлекая внимания. Но Анна недовольно замахала рукой — «потом, потом!» — и продолжила:
— Мне бессмысленно бегать и пулять — я этого не умею! Отлежусь чуток. Тем более, что моя работа будет на другом пласте реальности…
Я согласился. Пускать её туда, где стреляют, после того, как она так глупо попалась под пулю? Увольте!
— Что ты умеешь?
Анна задумавшись, накручивала локон на палец и смотрела в чай, но, наконец, решительно тряхнула волосами.
— В этом и загвоздка, Борис. Я не боевой вед. Создать огненный шторм, двигать по воздуху оружие или ставить прозрачные стены — я не умею.
Она отвела взгляд:
— Учительница — это такая доля, которая, в идеале, далека от войны…
Я понял и скрыл потемневший взгляд в чае. Ведь, ничего не требовал особенного. Даст сил чуток — уже будет хорошо! А сможет прикрыть иллюзорной маскировкой — совсем отлично! Сумеет хотя бы маленький какой переполох у противника вызывать — цены ей не будет! Но — нет, так нет.
Анна, словно прочитав мои «громкие мысли», криво усмехнулась и фыркнула:
— Не настолько всё плохо, Борислав!
— Я весь внимание, веда, — кивнул я.
Снова меланхолично накручивая прядку, она отвернулась к окну. Хмурая, задумчивая, точёная, словно созданная из мрамора рукой гения древняя муза. Муза заботы. Солнечный свет из окошка не скупился, поливая бархатную кожу светом, и в ложбинке меж ключиц блестела капелька пота.