— А как же без любви-то, — осторожно ответил Михаил, — Люблю. Иначе бы и не была моей женщиной.
Рассеянный взгляд Стратим пробежал по зимнему лесу, по касательной зацепил мужчину и побежал дальше, словно мячик, оттолкнувшийся от препятствия.
— Любовь, — Стратим впервые за разговор потратилась на одно слово, сказав его вслух. Она выдохнула ломкий звук, и пар пушистым облачком поднялся вверх, словно отлетела душа. Стерва усмехнулась, смотря на таящий пар. — Любовь и рабство. Это разное.
— Конечно, разное, — угрюмо кивнул Михаил. — Но «своя» значит не то, что я ею владею, а то, что мы — люди друг друга. Как она — моя женщина, так и я — её мужчина. Понимаешь? И каждый из нас любит другого.
— Любит? — переспросила Королева, и напряжённые губы дёрнулись, обнажая острые зубы. — Взгляни, Отец! Костёр — это огонь. Огонь — это тепло. Тепло — это жизнь.
Она поднесла к пламени ладонь, согревая тонкие пальцы.
— Кто бы сомневался, — хмуро буркнул Михаил, но на жест покосился, отрывая внимание от лица стервы.
— И огонь — это жар. Жар, который смерть.
Маленькая ладошка ринулась в пламя, словно птица на добычу. Одно короткое движение вперёд, один рывок и от боли напряжённые пальцы до судороги распрямились и задрожали. У Михаила вдох прервался на полтакта. Совершенно безотчётно захотелось броситься, надавить на плечо девушке, вытащить её руку из огня. Остановился, мысленно крикнув себе, что перед ним не женщина, а тварь другого мира. Стиснул кулаки. Вроде помогло, но тело осталось пружинисто-звенящим. А безучастное пламя весело лизало плоть. Ему было всё равно, что жрать.
Секунда, две… Стерва сидела, закаменев, и смотрела на горящую ладонь. Лицо бело, как окружающий снег, на лбу потный подтёк, а волосы бьются и вьются напряжёнными жгутами, словно выводок змеи под острым каблуком.
Туго натянутый нерв не выдержал испытания.
Зарычав, Михаил подскочил к стерве. Рванул за плечо.
Стратим вздрогнула всем телом, сипло вздохнув от боли и её ладонь вышла из огня. Красная, в лопающихся пузырях, она уже не походила на руку человека. Бесформенное обожжённое мясо. Михаил живо дёрнул липучку кармана, потянул индивидуальную аптечку, лихорадочно соображая, какое вкалывать обезболивающее и что делать дальше. Стационаров поблизости нет и не предвидеться, а лечить такое можно только в условиях постоянного контроля врачей.
Облизав дрожащие губы, Стратим, опустила изуродованную руку в снег.
— Куда?! — зашипел на неё Михаил, — Дай сюда!
Королева подняла на него глаза. Тёмные, уставшие, без желания и без страдания. Но огромные, почти детские глаза. И Михаил на секунду остановился — пакет противоожоговых салфеток в зубах, в руках охапка медикаментов.
— Огонь бывает жизнью. И это хорошо. Но только на расстоянии, — голос Стратим, раздавшийся внутри, показался безжизненным и безучастным. Королева отвела взгляд и снова облизала губы. — И любовь так. Она хороша, пока ты близок к ней, но не в ней. Когда ты дышишь ею, когда она вокруг, это значит, что ты уже внутри. Ты горишь. И это — смерть. Нельзя любить — это боль. Нужно быть любимым. Это тепло. Когда горишь, не можешь быть сильным — очень больно. Когда тебе тепло — можешь.
Закрыв глаза, она опустила голову. Бешеные змеи, свистя и шурша, дрожали чешуйчатыми волнами на её плечах. Михаил перехватил перевязочный пакет и сел рядом с Королевой. Покосился на вьющийся выводок пресмыкающихся в опасной близи, потом на золотистый бок мирно спящего скимена и хмуро приказал:
— Дай руку…
Острый взгляд коснулся его лица и снова убежал, будто испуганный солнечный зайчик. Огромные ресницы взлетели и опали. Королева медленно подала ладонь. Красную, в белых снежинках, быстро тающих на горячей изувеченной плоти.
ebooksa