— Ничего, — покачал головой Игнат и стиснул губы: — Меня не тронули. Николая при мне… высосали… И одного из этих, «щитов». Живьём. В сознании ещё был… А меня оставили.
— Сколько их?
— Десятки. Сотни. Не знаю… Много. Они другие. Не те, с которыми встречались… Больше, сильнее, быстрее… Они такие… фиолетовые. Кожистые.
— Воины. Я знаю.
— Я говорил с их командиром. Это женщина. Просто женщина… Такая… как змея. Она говорит, а в ушах больно… И голову ломит по-страшному… Она сказала, что я буду жить, если отдам им свой язык. Я думал, что просто вырвут… Я не думал, что будет так… — Родимец закусил задрожавшую губу и опустил лицо. О чашку предательски ударилась капля. Но он не стал вытирать глаза. — Я согласился… Не жить хотел! Не хотел умереть, как Колька… Страшно…
— Я понимаю, Игнат, — Михаил поспешно взял друга за плечи, заглянул в лицо.
— Я — посланник, — прошептал Родимец, поднимая голову. — Ведущему Храма от Семейства Кьооу…
Глаза его остановили сумасшедший бег и замерли, покрывшись плёнкой страдания.
— Игнат, — позвал Михаил.
Лейтенант не отозвался.
— Игнат! — Михаил тряхнул друга за плечи.
— Я — посланник, — без интонаций повторил Родимец. — Ведущему Храма от Семейства Кьооу…
— Яромир, — беспомощно обернулся Медведев.
Но ведущий тэра был уже рядом. Вскинул руку, призывая к молчанию. Опустился на колено и заговорил тихо, боясь потревожить транс:
— Яромир из Одина-тэ. Старший щит. Я слушаю тебя, посланник Кьооу. Говори.
Родимец содрогнулся, механически вздёрнулись вверх плечи, свелись локти — полетала на камни кружка с чаем, — и стал похож на нахохлившегося грифа. Моргнул стремительно, как делают только птицы, дёргано повернул голову на голос Яромира и заговорил, широко распахивая рот и выплёвывая слова:
— Пришедшим без зова и оповещения! Музыка растущей травы манит летящий снег. Гибкая ветвь склоняется под бешеным ветром. Тепло опушённого гнезда дожидается удара крыльев… Сладкоголосая ждёт того, кто обнял Сирина. Развяжите ему крылья и отпустите! Тогда вас простят… Если вы удержите его силой, то гнев летящих лезвий сметёт вас и проломит границу ваших тел, пустив силу быстрорастущего металла в ваш мир… Услышьте мелодию Сладкоголосой. Вслушайтесь в снежную песню… Вслушайтесь… Вслушайтесь!
Последние слова Родимцев проверещал, безумно сотрясаясь в руках сдерживающего тэра. Завыл, забился, вырываясь. Михаил попытался успокоить, но куда там — Игнат уже не видел и не слышал его. Тэра приблизились, да не успели — взбесившийся человек порвал оковы сдерживающих рук и кинулся. Мгновение — и Медведев оказался вжат в каменистую землю. Навалившись сверху, Родимец выл на одной ноте и суетливыми руками искал горло. Глаза его закатились, в щели век расплывалась ослепительная белизна.
Откуда-то сверху короткий выдох, — и Игнат завалился на бок, теряя сознание.
На фоне черничного неба задумчивый Яромир протягивал ладонь помочь подняться, а рядом с ним застыли Юрий и Святослав, напряжённые как близнецы-братья. Кто из них вырубил Родимца, Михаил так и не понял. Возле уже высились подхватившиеся Всеволод, Батон, Катько и даже Полынцев. Мало людей осталось. Потому и сблизились.