Ангелы: Анабазис

— Что с ним? — просипев пережатой глоткой, Михаил мотнул головой в сторону лежащего Родимца.

— Кратковременное помутнение. Сбив в сознании после разговора с Гамаюном. Человеку с глашатаем Королевы говорить — та ещё беда, — отозвался Яромир, задумчиво оглядывая вырубившегося посланца.

— Оклемается, — успокоил Святослав: — Я присмотрю.

Вместе с парой молчаливых тэра, он перенёс Родимца к спальным местам, расположил на спальнике, закутал.

Михаил смотрел как люди возвращались на места, как успокаивался переполошенный лагерь, как чёрно-белый мир становится невероятно хрупким.

Люди — свои и чужие — ёжились от холода, кутались и жались друг к другу. Мокрый снег сменился колючим, и температура упала. Холод, голод и ожидание — вот то, что добьёт людей вернее, чем любая вражеская сила. Для оторванных от дома и простого человеческого тепла не оставалось возможностей выжить в этом недружественном краю. И, вероятно, только один человек был их шансом сейчас. Был искупительной жертвой и билетом домой.

Медведев положил руку на грудь. Если тесно прижать ладонь, то за тканями куртки и свитера можно нащупать нательный крест. Большой, серебряный. Дарёный. Любимыми руками надетый.

«Ох, Наташка… Как жаль, что я тебе не успел самого главного сказать. Нет, не о том, что люблю — это говорил сотни раз. Да ты и сама это знаешь лучше меня. Иначе бы и не жили б вместе… Я о другом тебе так и не сказал. О том, что понимаю, что тяжело быть женой человека, которому до всего есть дело. Который просто не умеет оставаться в стороне. А я такой… То ли обострённое чувство справедливости, то ли вместо батарейки реактивный двигатель в мягком месте встроен. А, может, всего лишь жить не умею… Быть довольным и тем, что имею и тем, как имею. И как меня имеют. Вот такой дурак… Только я никогда не обещал, что нам будет легко, правда? Не говорил, но и не обещал. А, значит, не так уж и виноват, а? Так что ты уж там соберись с силами, родная… Переживи… И найди себе кого-нибудь… поспокойнее».

Отнял руку от груди — на ладони осталось тепло. Но ещё больше — на сердце. Словно действительно поговорить удалось.

Вдохнул. Выдохнул. Собрался.

Яромир сидел возле проёма между камней, прямо на груде битого камня, удобно расположив автомат на бедре, и всматривался в запорошённый мир. Михаил подошёл с боку и тоже начал разглядывать серую мешанину снега и ветра внизу по склону. Помолчали.

— Я ведь правильно понимаю, Яромир… Стервы требуют моей выдачи?

— Не выдачи. Требуют, чтобы тебя не удерживали, — медленно ответил Ведущий. Понял.

— Не суть важно. От того, как это назвать, ситуация не поменяется. Стервам нужен тот, кто убил Сирина. Если я иду — они вас отпускают. Значит, инцидент будет исчерпан. И угроза земле отпадёт. Если я остаюсь — умираем все. Так?

— Так.

— Насколько можно верить слову стерв?

Яромир помолчал и нехотя отозвался:

— Абсолютно.

— Тогда я иду, — кивнул Михаил.

Яромир снизу вверх посмотрел — внимательно, задумчиво. И отвернулся.