Алиса смотрела сквозь прикрытые глаза на товарища и облизывала губы — Даниил был прекрасен: обнажённый, возбуждённый, словно летающий. Похожий на альфу, потерявшего память и цель. Впрочем, она и сама потеряла её. В этом они были схожи.
Шаги во дворе они услышали одновременно. Обернулись, ощерились в ожидании. Высокая створка входной двери зашелестела хорошо смазанным механизмом, когда её потянули с другой стороны.
Командор стоял перед ними, разведя безоружные руки. На обнажённом торсе выделялись красно-синие полосы гематом, оставшихся от драки с отцом Владимиром, а лицо храмовника оставалось равнодушным.
— Я предлагаю вам сдаться, — сказал он, смотря за их оскаленные лица на иконостас.
Даниил сдержанно зарычал и мягко, пружинисто двинулся навстречу командору. А у Алисы невольно сомкнулись губы и опали волосы. Она смотрела, не в силах оторвать взгляд от товарища. Его плечи покато взбугрились, а во всех движениях появилась та кошачья пластика, которая отличала только альф. В его горле клокотало, и лился знакомый змеиный шёпот-присвист:
— Ты? Пришёл? Душегуб…
Инквизитор перевёл на него задумчивый взгляд:
— Порвёшь меня — она умирать будет вечно.
Даниил оскалился и остановился, словно напоролся на стену.
— А ты… — командор сделал паузу, оглядывая противника. — Тебя давно хочет видеть владыка Сергий. И, видимо, не зря. — И развернулся выходить: — У вас три минуты. Потом я спалю здесь всё. Кипеть будете долго.
— Взорвёшь Храм своего бога? — прошипел Даниил, пригибаясь.
Уже толкая дверь, командор чуть обернулся:
— Осквернённый храм — уже не храм.
И вышел.
…
Глава 43
Отверженные
Они стояли друг против друга, смотря, словно впервые видя, оглядывая и ничем не выдавая чувств, в дрожащее желе превращающих нутро. В высокие окна проникал свет восходящего солнца и окрашивал золотые оклады кровавыми бликами, а убелённые лица святых розовыми мазками делал полными живости. И стояла тишина, в которой слышен был неясный далёкий гул и едва-едва — шёпот листьев в саду.
Когда ухнул первый удар старого, давно молчащего колокола, они вздрогнули оба. И одновременно обернулись к входу. Шум с улицы нарастал. Гам, топот, истерические выкрики, плач и гогот.
— Люди, — мотнул головой Даниил. Плечи его опять набухли, напряглись, сгорбились, подобрав к корпусу напружиненные руки. Глаза сузились, смотря на основной вход.