Инициатор

— Почему ты не оставишь меня?

Даниил расправил на своей ладони её тонкие вялые пальцы, повёл мизинцем по складкам и морщинкам и задумчиво спросил:

— Всё в этом мире делается только по одной причине. Потому что мы — живые. Все мы — живые. Даже те, что как мы… мёртвые душой, умирающие телом. Жизнь толкает к поступкам, жизнь заставляет жить. Всё, что мы делаем — и есть наша жизнь. Не совершая ничего — не живёшь. И нельзя останавливаться. И невозможно не двигаться. Даже тогда, когда твоя пуля уже нашла тебя…

— Живые… — повторила Алиса.

Смотря в потолок, она оставалась равнодушной, словно происходящее не касалось её, словно не звучали слова, нужные ей как воздух, как кровь — свежая, живая, бьющаяся из взрезанной артерии по губам.

Даниил устало улыбнулся:

— Всё в мире сводится только к жизни. Или смерти. И желание быть рядом — тоже…

Она закрыла глаза и замерла.

В глубине грудной клетки стало замирать сердце, задерживаться вдох. И только сознание, заволакиваемое белым туманом, ещё металось, сиротливо ударяясь о клетку бессмысленности существования. Оно искало ответы, но вокруг оставался только туман, медленно заполняющийся красным…

…

Глава 47

Сон

…Белая пустыня тянулась от горизонта до горизонта. Под серым небом кружился ветер — срывал снег с места и тащил позёмкой, где-то шлифуя наст до серого, костяного цвета, а где-то укладывая взбитые рыхлые волны заносов. То проваливаясь едва ль не по пояс, то ступая на жёсткий гребень, по заснеженному пространству шла обнажённая девушка. Рыжие волосы казались седыми под снегом, а кожа белела страшным льдистым цветом покойника, уже не расцвечиваясь при порывах. Но девушка шла — тяжело вырывалась из цепкого обхвата снега, выползала, в кровь стирая колени и ладони о наст и утомлённо шагала дальше, механически, безучастно.

Алиса сдавливала боль, комкала, словно салфетку, сделав маленькой, точечной, и забрасывала в ненужные в схватке и пути органы. И боль пилила внутри, точила, кусала, подрывала силы и дух, но не могла остановить совсем.

— Алиса… — ветер звал, налетая то с одной, то с другой стороны, но стоило только обернуться на знакомый голос, как ударял горстью льда, заставляя жмуриться и прятаться за задеревеневшими негнущимися руками.

А, когда она вновь начинала карабкаться через завалы, опять звал — уже с другой стороны, играя, как кошка с мышкой. И она снова и снова оборачивалась на голос.

— Алиса…

В очередной раз медленно, стыло обернувшись на зов, Алиса не прикрыла глаз — усталость и стужа выморозили желание сберечь зрение, и колкий снег ударил в лицо, ужалил под веки…

Но она увидела.

Тёмный силуэт — тонкий, хрупкий, — стоял в самом центре снежного смерча. За плотной серой завесой и не разглядеть толком — кто там, но Алиса пошла на зов. И тут же ветер усилился. Он стал уже не просто шарахающим по телу россыпью снежных игл, морозящим до костей и пронзительно-жестоким, но сшибающим с ног. Почти ложась грудью на стылый порыв, закрываясь одеревенелыми руками, Алиса тяжело шла к фигуре на горизонте.