Он поставил тарелки, и Ахим сказал:
– Восемнадцать, как я и говорил. Я рад, господа.
– Ты говорил шестнадцать, – сказал Лютц.
– Не говорил.
– Но и восемнадцать не говорил, – проворчал Октопус.
– Как раз восемнадцать и сказал.
Октопус повернулся ко мне и объявил:
– Вот пусть барышня рассудит. Кто что говорил?
Я выступила судьёй спора и констатировала, что на восемнадцать ставил Папен. Я сказала буквально следующее:
– «Восемнадцать» сказал мой папа.
То есть я произнесла это вслух. Впервые в жизни. В «Пивной сходке Рози». Поначалу до меня это даже не дошло, но я заметила растерянную улыбку Рональда Папена. Возможно, причина была и в том, что Ахим не оказал сопротивления, а собрал все купюры и передвинул к отцу. Одна даже угодила в картофельный салат.
– А о чём был спор? – спросил ни о чём не подозревающий Клаус.
– О возрасте Ким. А Картону-то лучше знать, – соврал Октопус, который потом ещё уверял всех, что принадлежит к старинному роду балтийской аристократии. Кто даст ему сотенную, тому он покажет фамильный герб, который в виде татуировки якобы увековечен на его левой ягодице. И потом даже немного обиделся, что компания проявила так мало интереса к его родословной. Это был очень весёлый вечер.
– Октопус крутой, – сказал Алик, когда я закончила свой рассказ.
– Ты его знаешь?
– Я тут всех знаю. Лютцу помогаю иногда в его мастерской, прибираюсь и так, сподручным. Попутно учусь кое-чему. А ты знаешь, почему Октопуса так зовут? – Он перевернулся на спину и зажмурился на солнце.
– Нет. А почему?
– Потому что остальные утверждают, что он пьёт как осьминог. Он, кстати, чемпион мира по метанию тормозных дисков.
Я засмеялась и сказала, что впервые слышу про такое. Алик просиял. Ему было приятно, что мне нравится его брехня.
– Но это правда. Он официальный чемпион мира.