– А можно мне с тобой?
Он был ошеломлён:
– Что, правда? К нам?
– Да. Если можно, конечно.
И мы пошли через мост назад в Мейдерих. Он катил свой велосипед и рассказывал мне про один эксперимент, при котором втыкали в лимон гвоздь и канцелярскую скрепку. Если соединить два эти предмета снаружи проводником, по нему шёл ток. И яблоко тоже годилось для такого опыта. Или картофелина. Ага. Бац! Он просто был гораздо умнее меня.
Семья Чериф жила в посёлке Ратингзее, похожем на крошечный город, потому что все его дома типовой застройки были маленькие и прижатые друг к другу, так что не имели отдельной двускатной крыши. Ни один из этих блочных домов не был выше двух этажей. Домики выглядели совершенно одинаково, как будто великанский ребёнок старательно выставил свои кубики в аккуратный ряд.
Со стороны эти домики казались отталкивающими, наподобие длинной крепостной городской стены с бойницами, потому что окна выглядели как щели в кирпичном фасаде, да ещё и на высоте двух метров, так что с улицы внутрь и не заглянешь.
Я была обеспокоена и заинтригована одновременно, хотя в наших поездках с отцом уже достаточно насмотрелась на горняцкие посёлки и старые рабочие кварталы. Для нашего бизнеса плохое место. Большинство жителей не разбивают огородики, не сажают садики, где могли бы сидеть под тентом. Или охрана памятников запрещает яркие маркизы. Или у людей нет денег. Рональд обводил такие посёлки на карте красной чертой и объезжал их стороной, как и садовые участки на окраине города, так называемые «сады Шребера». Только набьёшь там мозоли на ногах, но так ничего и не продашь.
Алик открыл дверь и позвал мать. Мы вошли в дом, похожий на кукольный. Весь нижний этаж был едва ли больше одной моей комнаты в Ханвальде, но разделялся на три помещения и прихожую. Мать Алика вышла из затуманенной кухни, где готовила что-то, остро пахнущее луком. Её круглое лицо состояло из морщинок и лопнувших сосудиков. Я нашла мать Алика очень красивой. Она была моложе моей. Алик представил меня, а потом была печень с луком, которую мы ели в саду. По крайней мере, я попыталась есть, но мясо не жевалось. Я отрезала слишком большой кусок и теперь гоняла его во рту из одной стороны в другую, чтобы распределить нагрузку на зубы равномерно при попытке хотя бы перекусить кусок надвое. О большем нечего было и думать.
Алик проявил куда б
– Значит, ты приехала из Кёльна, – сказала его мать. Это было скорее утверждением, чем вопросом.
Я кивнула.
– Никогда там ещё не была. И что, красиво там?
Я кивнула, жуя, и пробормотала:
– Хм-м.
В конце концов я решила просто проглотить кусок целиком. Иначе мне пришлось бы сидеть тут часами, кивать и не иметь возможности промолвить ни слова, что казалось мне невежливым. Итак, я сделала рывок и схватила свой стакан воды, чтобы помочь печени проскользнуть в глотку. Это была большая ошибка.
Я проглотила печень, но она застряла на полпути. Я сглотнула ещё раз, она продвинулась у меня в пищеводе на миллиметр ниже, и я начала хрипеть, как Дарт Вейдер. Алик находил это забавным. А я нет – и указывала себе на шею. Он поднялся в полном спокойствии, встал позади меня, обвил меня руками и рывком поднял со стула, после чего проклятая свиная печёнка выстрелила у меня изо рта как пушечное ядро и приземлилась на горку картофельного пюре, где и осталась лежать как дохлая мышка.
– Тут кто-то сильно проголодался, – сказал Алик, уважительно глядя на этот большой кусок, и мне захотелось влепить ему, тем более что я за секунду побагровела. Я могла лишь надеяться, что мать Алика припишет это моему усилию, а не моему стыду. Она сказала:
– Не мучайся, не надо есть, если не нравится. Я тоже не люблю печень. Но Алик любит, вот и готовлю её.
Она мне очень нравилась.