После еды – а я доела потом пюре и лук, они была безупречны – мы сидели в садике, по площади равном парковочному месту моей матери перед гаражом в Ханвальде, и наслаждались солнцем. Мать Алика курила.
– А вы приехали из России?
– О да.
– И откуда конкретно?
– Из Томска.
– Ах-х, – сказала я, как будто знала, где это. Томск! Ясно дело!
– Это в Сибири, – сказал Алик.
– Там много немцев, – сказала его мать.
– Когда-нибудь мы туда съездим. Сперва в Томск, а потом в Тунис.
Оттуда был родом его отец. Между этими местами протянулись целые миры, я и сегодня ещё удивляюсь той естественности, с какой Алик относился к своему происхождению. И я никогда так и не узнала, то ли он тунисский араб, то ли больше русский, по крайней мере, походил он и на того, и на другого, а вёл себя по отношению к повторному использованию металла исключительно по-немецки – с педантизмом и деловитым интересом.
– И как там, в Томске? – спросила я.
– Летом много комаров. Просто миллионы, – сказала Катарина Чериф и улыбнулась, как будто речь шла о самом счастливом воспоминании её детства. И я заключила из этого, что Томск, должно быть, нечто вроде Дуйсбурга.
– А как твои родители познакомились? – спросила я потом, когда мы шли назад. Мы собирались ещё какое-то время провести в МБК, а кроме того, Лютц обещал купить лёд, потому что на взгляд завсегдатаев напитки были недостаточно прохладительными. Родители Алика встретились на уборке квартир. Оба оказались в одной бригаде по уборке здания управления Тиссена. Это было пятнадцать лет назад. Тут и поженились, на свадьбу ни из Туниса, ни из Томска никто не приехал. Зато потом появился Алик, и семья в какой-то мере определилась. По крайней мере, сейчас Амин Чериф начальник смены в автомойке, а его жена три дня в неделю работает уборщицей. Этого достаточно.
– Мой отец не хочет, чтобы я учился дальше.
– Почему нет?
– Он считает, что высшее образование не для таких, как мы. Нам не положено. Как-то так. – Он казался растерянным, но и сердитым. Эта тема явно была болезненной в доме Черифов. – Если его послушать, я должен был на каникулах работать у него на автомойке, мыть колёса. А твой отец учился?
Тут до меня снова дошло, что я ничего не знаю о жизни моего отца и о том, чем он занимался до своей карьеры торговца маркизами. Есть ли у него вообще профессия. Он как был, так и остался для меня Смутным.
– Я знаю только, что он чего-то натворил. В ГДР. Он бежал, мои родители разошлись, и вот он продаёт маркизы.
– И ты не знаешь, что именно?
– Что «что именно»? – Мы как раз шли мимо «Пивной сходки Рози», где Клаус выгружал несколько коробок с кубиками льда.