– Мне казалось, что ты рано или поздно меня узнаешь. Неужели я так сильно изменился с момента нашей последней встречи в квартире Мартина Истмена?
– Что? – воскликнул я, не веря своим ушам.
– Да, примерно такой испуганный вид был у тебя и тогда.
– Вы издеваетесь надо мной?
– Нет, не издеваюсь. Как я уже сказал, мне казалось, что ты узнаешь меня, но этого не произошло. Помнишь, когда ты пришел в себя, я зашел к тебе и сказал, что теперь буду твоим лечащим врачом? До этого у тебя был другой врач, но он исчез при загадочных обстоятельствах, – Гюнстер неоднозначно подмигнул, – и появился я. Настоящий Оливер Гюнстер сейчас находится вместе со своим отцом в Латинской Америке, и ни у кого нет возможности с ним связаться.
– Но как же они не увидели подмену? Они разве не знают, как он выглядит?
– Знают. Саймон, материя иллюзорна. Ее можно создать, уничтожить, а в моем случае – просто изменить. Человеческий мозг еще не дошел до таких возможностей, поэтому люди даже представить себе не могут, что можно вытворять с материальными вещами. Правда, я тоже в этом несколько ограничен. Помимо того что я изменился внешне, стоит добавить небольшую долю психологического внушения, и готово! Я – Оливер Гюнстер, сын известного психиатра Штефана Гюнстера. Я сказал им, что решил не ехать с отцом, а останусь здесь и продолжу работать в больнице. Видел бы ты сейчас свое лицо!
– Кто ты такой?
– Еще хотел сказать насчет Уильяма, – словно не слыша мой вопрос, продолжал он. – Они действительно поступили бесчеловечно, и мне было известно об этом. Но я не стал вставать у них на пути. Уильям давным-давно смирился с тем, что он изгой. У него не осталось никаких шансов вырваться отсюда. К большому сожалению, он собственными руками убил в себе все то, что могло его спасти. Поэтому он просто решил не перечить врачам и провести остаток своих дней в стенах больницы. Многое из происходящего у него в душе он тебе не рассказывал. Саймон, Уильям очень сильно страдал. Каждый день с самого первого мгновения, как просыпался, и до ночи, а ночью его терзали сны. Это жестоко? Да. Но теперь он свободен. Его души больше нет в теле, осталась только оболочка, которая будет совершать механические действия. Теперь Уильям свободен. Негуманный поступок, но верный. И плюс это было нужно для тебя.
– Ты так и не ответил, кто ты такой. И что значит – нужно для меня?
– А теперь, Саймон, тебе снова пора спать. Завтра тебя здесь уже не будет. Не волнуйся за свои вещи – ты найдешь их в квартире.
Человек, которого я считал Оливером Гюнстером, вколол мне дозу снотворного, и я, не сумев противостоять действию лекарства, мгновенно уснул.
Мы в ответе за поступки наши
Холодный полумрак окутал психиатрическую лечебницу, из разных уголков которой то и дело доносились стоны и всхлипы пациентов. Настал час отбоя, и всех душевнобольных разогнали по палатам. Пустые длинные коридоры погрузились в легкую дремоту. Более пугающее и угнетающее место трудно себе представить. Стоя в полном одиночестве, ощущаешь всю боль, которая за долгие годы сконцентрировалась в этих стенах. Боль и безысходность, которая вгрызается в душу и не отпускает до тех пор, пока сердце не совершит последний удар в такт безумному вальсу выцветшей реальности.
В связи с произошедшими несколько часов назад событиями по приказу главврача Сэмьюэла Кенвуда больница переведена на усиленный режим. Этот бессердечный фанатик испугался, что больные могут поднять бунт, и согнал всех санитаров и врачей, которые, по его мнению, не должны этого допустить. Они все полагают, что пациент Саймон Брис, будучи связанным по рукам и ногам, находится в одиночной палате. Но его здесь нет: он в полной безопасности, хоть и пребывает до сих пор в бессознательном состоянии.
Я долго ждал этого момента. Все, кто мне нужен, сегодня собрались здесь, но никто из них не знает, что я среди них. Я стою с закрытыми глазами в конце одного из коридоров укрытый темнотой и слушаю их голоса. Их души кричат, извиваются и бьются в агонии так, что можно оглохнуть. Еще одно мгновение, еще немного… Пора. Я открываю глаза, и все двери и окна лечебницы закрываются так, что открыть их могу только я. Магия? О нет! Далеко не магия. Простая сила бессмертной мысли, не знающей преград. Скинув с себя этот идиотский наряд Оливера Гюнстера, я снова надел любимый плащ. Моя медленная поступь заставляла содрогаться стены больницы, в которой за время ее существования произошло немало ужасных событий. Я проходил мимо палат и слышал голоса больных, кожей чувствовавших мое присутствие.
– Он здесь... Он идет… Пожалуйста, не трогай меня… Он среди нас, – доносился их тихий стон.
Словно песня лилась в мои уши и приносила покой. Удивительно, что обычные люди не видят во мне угрозы, а те, кого мы считаем больными, сразу узнали меня. Они поняли, кто я такой.
На лавочке в коридоре сидел санитар, своими выходками уже десять лет портивший людям жизнь. Он спал, сложив руки на груди и опустив голову набок.
– Привет, – шепнул я ему на ухо.