Я отступил, открывая дорогу наверх, сделал приглашающий жест. Он пошёл рядом, я уловил слабый аромат дорогих духов, мужских, что должны подчеркивать не воинственность, а как раз миролюбие, степенность и сдержанность.
Пока шли по коридору, он взглянул на меня добрыми, как у Санта Клауса, глазами, качнул головой, в голосе прозвучала ласковая укоризна.
— Эх, молодость, молодость… Сразу в драку!
Я возразил вежливо:
— С моей стороны никаких драк. Напротив, я интеллигент, Овидия изучаю, книжник…
— Но народец недавно побили?
— На своей земле, — уточнил я. — И не народец, а татей. Вот сюда проходите, здесь теплее, камин уже затоплен, сейчас кофейку принесут.
Он ухмыльнулся.
— Кофий хорошо, хотя можно и чего-нить покрепче.
В большой комнате стряпуха накрыла стол, на Карницкого поглядывает с боязнью, а на меня с недоумением, но помалкивает, а когда принесла две большие чашки с парующим кофе, ушла и скрылась на кухне.
Он расположился в кресле, помещение не осматривал, всё ему знакомо, прекрасно понимаю, вперил взгляд в меня.
— Уже убедились в масштабах проблем? — поинтересовался он. — Особняк огромный, на ремонт требуется ой-ой-ой. Пашни заброшены, лесопилки простаивают, рабочие давно разбежались, а молодёжь в городе на заработках. От рыболовецких артелей одно название… Денег на восстановление потребуется неимоверно много, но не факт, что хоть часть окупится. Да уже видно, что уйдут, как в пропасть.
Я молча отхлебывал горячий кофе, лицо держу безэмоциональным, нечего пытаться меня прощупывать и считывать мою мимику. Если хочет увидеть во мне столичного прожигателя жизни, то карты в руки, начинай сдавать, а я свои пока придержу.
— Могу помочь, — он широко улыбнулся. — Сам я местный, к земле прирос, мне шум столичный не интересен. Есть домик на Большой Пушкарской, но я там семь лет не показывался! Так что землю я люблю и умею ею пользоваться.
Я улыбнулся.
— Хотите поделиться опытом?
Он довольно хохотнул.
— Да, опыта мне занимать не надо. Но хочу предложить вариант поинтереснее.
— Слушаю вас со всем вниманием.
— Просто продайте мне это имение, — сказал он благодушно. — Даю за него двадцать тысяч!