— Ну, коли так, — вздыхает Любомир. — Посмотрим, что ты за птица такая.
— Вот и ладно, — говорю я. — А теперь пойду я. Дел много.
Выхожу из избы, а в голове рой мыслей. Сказал-то я все правильно, а вот как теперь это все исполнять? Одно дело — языком молоть, а другое — Березовку укреплять. Да еще и в такое смутное время. Ну ничего, думаю, прорвемся. Главное, что старейшины, пусть и со скрипом, но не стали сразу в штыки вставать. А там, глядишь, и народ подтянется.
И снова в голове всплывает образ Добрыни. Ему все это явно не по нутру. Не к добру все это. Ох, не к добру. Чует мое сердце, много он еще крови попортит…
А вечером мы со Степаном провернули одно дельце. Втайне ото всех, в укромном месте, начали отливать золотые монеты.
Сделали из глины форму, выдавили в ней оттиск наконечником стрелы — там узор такой незамысловатый. Его вырезал в виде кругляшка наш старик-ложкарь. Резьба была красивой — парящий сокол, который держит в когтях березовую ветку. А рядом арабская цифра «1». Получилась эдакая печать, которой пропечатали наши формы. Обожгли эту форму в печи.
Пришлось местного кузнеца Тихона привлекать. Взяли с него клятву молчать. Сначала золото в котелке плавили, потом в глиняные образцы разливали. Мороки было жуть. Оказывается, только на березовых углях можно топить, да и то, при воздушной тяге. И откуда только этот кузнец это знает?
Вежа подсказала, что Святослав и не такие сведения местным давал.
Конечно, монеты получились неказистые, неровные. Но это же золото! Настоящее! Целых три-три с половиной килограмма навскидку. Решил пока их в оборот не пускать. Спрятал в надежном месте. Пусть будет нашим золотым запасом, на черный день. Пригодится.
Солнце давно уже село, окрасив небо в багровые тона. Мы со Степаном и Тихоном сидели на мельнице. В кружках пенилась медовуха, щедро сдобренная душистыми травами, которые принесла с собой Милава еще днем. Но, устав после долгого дня, она ушла спать, оставив нас одних наслаждаться плодами своего труда. Мишка-разбойник, по моему заданию, отправился в Совиное, улаживать кое-какие дела, о которых пока рано было говорить вслух.
— Ну, за удачу! — провозгласил Тихон, поднимая свою кружку. — За первые березовские кругляши-гривны!
— За удачу! — подхватили мы со Степаном, и звон глиняных кружек разнесся по мельнице.
Медовуха приятно согревала нутро, развязывая язык.
— А ведь головатый у нас староста, — задумчиво протянул Степан. — Придумал же диво дивное — монеты.
— И не мудрено, — хмыкнул Тихон. — Непростое у нас село.
— А что в нем непростого? — вскинулся Степан. — Обычное село, каких много на Руси.
— Много, да не совсем, — покачал головой Тихон. — Ты вот, Степан, мал еще, не знаешь. А я от отца своего слышал, да и сам кое-что помню.
— Что слышал? Что помнишь? — заинтересовался я, осоловело поглядывая на кузнеца.
— А то, что Березовку эту не отцы наши основывали, — понизив голос, произнес Тихон. — А сам князь Святослав.
— Тот самый? — переспросил Степан. — Княже?