Я решаю забить. Решу этот вопрос завтра, расставлю все точки по местам, скажу ему пару ласковых. Но завтра. И тут же проваливаюсь в сон. Правда сон длится недолго, так как чувствую, как руки Павла касаются моего лица, перебирая пряди волос.
— Что ты делаешь? — сонно бормочу, поворачиваясь к мужчине.
Сейчас мы лежим непозволительно близко друг к другу. Вижу каждый шрам, каждую морщинку на его лице. Нахожу шрам под левой бровью, точно знаю, откуда он. Федулов как-то упал с мотоцикла и задел всей левой частью лица железный выступ. Тогда еще все воспитательницы причитали, как без глаза не остался. Глаз-то на месте, а глубокий шрам остался.
Я сбивчиво дышу. Кто бы мог подумать, что спустя столько лет буду лежать так близко с главным обидчиком. С человеком, который делал невыносимо больно, дразнил, издевался. Смотрю на упрямый подбородок, осматриваю щетину, и сама не замечаю, как мои пальцы касаются его щеки, находя родинку.
— Смотрю на тебя и не верю в такие совпадения. Ты точная ее копия. Разве так бывает? — словно сам себе задает вопрос. Я молчу, лишь дыхание сбивается. В груди жжет. Неприятно. Он не должен ничего узнать, он никогда не должен узнать, кто я. — Если бы не заключение о смерти, которое я держал в руках, если бы не очевидцы, которые видели, как ее хоронили, я бы не усомнился в том, что она — это ты, — я вижу, что ему больно.
И хочется задать вопрос: «Отчего же тебе больно, Федулов? Не верю я тебе.»
— Как она умерла? — убираю руку от лица мужчины, и тут же становится холодно.
— Сгорела, восемьдесят процентов ожогов, — я чувствую, как он задыхается. — Она всегда была такой маленькой. Беззащитной. И такая смерть ужасная, моя Алиса умерла, не сохранив о себе ничего. Только воспоминания.
Мое сердце вновь сжимается, бьется, как у загнанного кролика. Я отчетливо понимаю, что речь обо мне, потому что мужчина показывает мне фотографию маленькой девочки из кошелька, которая сидит на качелях. Я узнаю себя. И теперь вопросов становится в разы больше. И хочется плакать. Очень горько.
«Федулов меня любил? Меня кто-то записал в мертвецы? Кого на самом деле похоронили? И что со всей этой информацией делать?»
Глава 15
Наши дни
Ночь была бессонной, Павел постоянно складывал на меня свои руки, ноги, и в целом наваливался всем телом. На кровати было тесно, поэтому он жался ко мне, чтобы не свалиться. Либо я в очередной раз оправдываю его в своей голове. Мы вчера так и уснули лицом друг другу, я не испытывала какой-либо тревожности, хотя Федулов — опасный человек. Если отбросить то, что он проявляет ко мне свой сексуальный интерес, то его деятельность связана с криминалом, он не самый хороший человек. Он вовсе не добрый и не милый. С такими мужчинами нельзя играться, можно вырыть себе яму, из которой потом никогда не выберешься. Впрочем, подкоп я уже явно сделала.
Павел крепко спал, лишь ресницы слегка подрагивали, губы плотно сжаты даже в расслабленном состоянии, хотя, может, ему снится что-то неприятное. Слышала, как ночью он бормотал себе под нос, но разобрать слова не удалось. Я смотрела на мужчину еще какое-то время, пока мой телефон не оповестил меня о входящем сообщении.
Встаю на колени и аккуратно пытаюсь перелезть через мужчину, на полпути грубая рука хватает мое колено настолько резко, что я в испуге сваливаюсь прямо на тело Павла. Он прижимает меня, удерживая ладонь на пояснице.
— Доброе утро! — пищу ему в грудь, стыдливо пряча глаза. Мало того, что неуклюжая, так еще и разбудила. Хотя это он меня напугал.
Павел молча кивает в ответ, прижимая ладонь еще сильнее. Чувствую, как поясница разгорается пламенем, спина вытягивается и каменеет. Я замираю.
— Куда ползешь? — голос с утра у него довольно грубый и хриплый. Мужчина сонно трет глаза и взъерошивает свои волосы на голове.
— За телефоном, — мне наконец удается встать с груди мужчины.
Павел протягивает руку к столу, близстоящему у кровати, где как раз и лежит мой сотовый, и берет его в руки, бесцеремонно читая сообщение. Я даже не успеваю возмутиться, как глаза Федулова чернеют.