Утро началось с непогоды, а продолжилось язвами и вонью гниющей плоти, но я как-то очень быстро со всем этим свыкся. И вечная морось раздражать перестала, и от мерзостного запаха больше не мутило. Ничего личного, просто работа. Один пациент, другой, третий…
Попутно магистр Первоцвет объяснил, как можно отсечь порчу от подпитки и на время остановить её распространение. Требовалось это в особо запущенных случаях, когда возникала необходимость привлечь к лечению кого-то из более опытных коллег. Ну или хирурга с ножовкой. После меня вновь засадили за изучение анатомического атласа, а уже в самом конце дежурства в комнатушке, почему-то именовавшейся ординаторской, я поинтересовался у стажёров из школы Багряных брызг:
— Вы сами-то порчу накладывать умеете?
Вопрос показался им обидным.
— Ну ты спросил, Боярин! Умеем, конечно! — фыркнул круглолицый парень, звавшийся Веславом. — У нашей школы в патронах бояре из рода Багряной росы!
— Настоящие бояре, не как ты! — заявил его щуплый приятель, и все рассмеялись.
Ну да — с чьей-то лёгкой руки меня теперь именовали Боярином решительно все и решительно везде, вне зависимости от того, было известно людям о боярском происхождении настоящего Лучезара или нет. Прозвище прилипло намертво.
— Аспект красный? — уточнил я.
— Багряный же! — пояснил Веслав. — У нас всё на кровь завязано!
— Пойдёт, — кивнул я и, погрузившись в состояние внутреннего равновесия, взялся тянуть к солнечному сплетению небесную силу. — Давайте, прокляните меня! Только без изысков, набросьте порчу попроще.
— Рехнулся⁈
— Мне для дела надо! — процедил я сквозь стиснутые зубы. — Давайте короче! Если что — магистр откачает!
Жжение чуть ниже грудины стремительно нарастало, но хоть с накоплением энергии я и переборщил, собранных крох для задуманного мной откровенно недоставало.
Круглолицый Веслав переглянулся с соучениками, а потом пожал плечами, и меня обдало красной моросью. Не встретив препятствий и не оставив пятен на больничном халате, та прошла через ткань и впиталась в тело, проникла в жилы, понеслась вместе с кровью к сердцу. Вот только я уже чуток поднаторел в очищении людей от подобной мерзости и перехватил ошмётки чужих чар прежде, чем те успели соединиться в единое целое. Смёл их к солнечному сплетению, сплавил там с удерживаемой энергией и получил что-то вроде сущности демонической мухи, только куда более вялое.
Прежде чем порча переродилась в нечто действительно опасное, я втолкнул её в излив, перекрутил в первом узле и погнал дальше, только не направо по сформированному участку абриса, а налево — в ту часть оправы, которую мне ещё предстояло сотворить.
Черти драные, больно!
Показалось, будто потроха опалило огнём, порча люто вспыхнула и как-то очень уж быстро погасла, будто ничего и не было. Если верить Пясту, собранной мной энергии должно было с лихвой хватить для прожига фрагмента оправы и формирования одного узла, но я прекрасно ощущал, как начинают рассасываться наметившиеся было изменения. Пришлось вновь потянуть в себя небесную силу и потребовать:
— Ещё! Сразу двое!
На сей раз парни не колебались ни мгновенья. Вошли в раж, обдали настоящим кровавым ливнем и едва с этим не переборщили: наложившиеся друг на друга чары оказались куда норовистей первого аркана, укрощать их пришлось на пределе собственных способностей, едва совладал. Впрочем — нет, не совладал. Просто действовал на опережение, не пытался удержать и подавить, а толкал и гнал прочь.
Пошли!