Я довёл его до лестницы, где с первого этажа проникали отблески свечей и было достаточно светло, вытянул из кармана куртки кисть стрельца и поинтересовался:
— Что скажешь?
— Ух ты!
У Дарьяна аж глаза на лоб полезли, столь искреннее изумление ему было в жизни не сыграть. Он выхватил у меня отсечённую конечность, принялся вертеть её в руках, разглядывая и даже принюхиваясь.
— Где взял⁈ — охнул он, пытаясь подцепить ногтем суровую нить одного из швов.
— Там нет больше, — отшутился я. — Это, часом, не кого-то из ваших работа?
— Что ты! Это ж часть кадавра!
— Кого?
— Сотворённого из плоти голема.
— Да ну?
— Сам посмотри! — Дарьян сунул кисть мне в лицо. — Швы видишь? А запах? Чтобы замедлить разложение куски тел сначала в алхимических реагентах вымачивают, потом только воедино сшивают. У нас-то что? Духа в тело запихнул, управляющий амулет настроил, и мертвец будет вкалывать, пока на куски не развалится. А такой при должном уходе годами служить может, только энергию в хранилище закачивай. — Он мечтательно вздохнул. — Вот это я понимаю: настоящее искусство! А мы так — ремесленники…
Я припомнил глиняного голема, в схему которого оказались внесены столь серьёзные изменения, что он едва меня не поджарил, и кивнул.
— Только не болтай об этом, — попросил я и потянулся за кистью, но Дарьян не отдал.
— Ты где её взял, Лучезар? — насторожился он, придвинулся и пошмыгал носом. — И почему от тебя горелой плотью несёт?
— Потому и несёт! — огрызнулся я. — Дай сюда! Надо от неё избавиться.
Книжник покачал головой.
— Оставляй, сам избавлюсь. И никому показывать не стану, мне самому интересно с чужой работой разобраться.
У него загорелись глаза, и мне подумалось, что Ласка и Лиска сегодняшней ночью рискуют остаться без постельных утех.
— Только при девчонках с ней не возись. Спрячь!
Дарьян покачал головой.