— Я ругаюсь исключительно про себя, слава Богине. Сколько раз просила не подслушивать мысли. А вот в письмах-отзывах на наших выпускниц работодатели иногда недоумевают, откуда «чудесные, благовоспитанные и в высшей степени квалифицированные девицы» знают такие слова.
Летти молитвенно сложила руки:
— Ну, Лив, ты же в курсе, что мне иначе никак. Я ловлю слишком много лишнего в чужих головах, сколько блоки ни ставлю. Нецензурная брань на изящном аллейском — музыка для моих ушей. Мы же договорились считать это визитной карточкой пансиона… Мужики ругаются на грубом фересийском, тебя это не смущает. Дамы из свиты королевы половину фересийских слов заменяют на аварские, да еще безбожно коверкают родной язык…
— Но не при поступлении же первоклассниц, дорогая! Зачем им знать, что свекровь собаки обещала сделать со своим племянником?
Главная по воспитательной работе уже открыла рот, чтобы выдать куда более витиеватую фразу, но кое-как удержалась.
— Я знакомлю девочек с переливами аллейского. В этом нет ничего предосудительного. Чтобы узнать перевод, им надо открывать словарь. А ведь аллейский начинают преподавать лишь с шестого класса.
Дискуссию прервал Родерик, который отходил подарить Ангелине подарок в честь ее первого учебного дня. Лихорадочный блеск в его глазах все еще оставался. Но теперь мне казалось, что губы выделялись на лице ярче, чем очи. Пришлось одернуть себя несколько раз. Наверное, мы все же перестарались, заливая в меня его чрезвычайно концентрированную магию.
Менторы первых классов, Белинда и Розалин, уже выступили. Сейчас над полянкой звучала речь Артура Маверика, преподавателя фересийского языка и литературы, непризнанного ученого-гения (он скромно называл себя новатором) и предмета обожания половины Гретхема.
— Великие писатели оставили нам мертвое наследие. На своих занятиях я открыт к диалогу. Вы можете читать другое, на свой вкус, если докажете мне, почему ваш выбор не слабее, чем работы Перкинса или Вильгельмина, а также многих других. Главное, на отживших идеях создавать то, что будет вдохновлять нас здесь и сейчас. И обязательно жду вас в мастерской на втором этаже. Мы с группой собираем летательное устройство.
Ему аплодировали долго и громко. А Артур так же долго тряс роскошной рыжей гривой, отбивая поклоны, словно на сцене. По поджатым губам Родерика я поняла, что он не пришел в восторг от всеобщего любимца.
— И что это за клоун? Он будет читать вместе с моей дочерью «Песнь о викилингах»? Это наследие истории и мировой литературы, а не… не вот эта вся современная дребедень.
— Пожалуйста, перестань. Мистер Маверик переведен на старшие классы. Он всегда разбирает произведение… всесторонне. И он создатель вакууматора, который здорово выручил нас сегодня днем.
Князь тяжело вздохнул, показывая, что спор завершен.
— Наверное, мне просто не нравится, что подобные продвинутые молодчики крутятся вокруг тебя, а все, что я могу, это продекламировать Олидия наизусть, — с тихим смешком признал он.
— Скажешь тоже. Я для него слишком стара, и вообще… — рассмеялась, а сама подумала, что повторяю его слова в ответ на мое предупреждение не внушать девочкам лишних надежд.
Родерик потянули меня за руку из подтрибунного помещения.
— Пойдем, Лив, сейчас начнется салют. Я добавил несколько многозалповых фейерверков из собственной коллекции. Всем будет не до нас, и мы спокойно пообедаем.
— Где? Куда? — охнула от неожиданности.
— В мои апартаменты, конечно. Там есть кухонька. Вернее, я ее туда встроил. Там никто не помешает удивить тебя своим кулинарным мастерством. Только, прошу, не смейся.
Глава 25