Мне было тринадцать лет. В то время дела шли плохо уже месяцев восемь, и папа начал работать.
Пока моего отца не было, дядя Лукас показывал свое истинное лицо. Этот больной ублюдок пользовался женой и ребенком своего брата при каждой возможности. Я никогда не думала, что кто-то может быть таким злым.
Ужасающие образы наполняют мой разум, когда я смотрю в темноту, и я вижу свою мать так ясно, как будто она сидит передо мной. Обнаженная и избитая.
Я не должна была ничего этого видеть. Я не должна была знать.
Мама велела мне лечь спать в восемь и не выходить из комнаты, что бы я ни услышала.
Той ночью, услышав ее крики, я выскользнула из своей комнаты и пошла в подвал. Под половицами ее комнаты был проход с маленькой дверью на стене. Трещины в дереве позволяли мне видеть все, что происходило в ее спальне. Вот тогда я и увидела их всех в постели. Ее с дядей Лукасом и тем мужчиной, Тобиасом.
Это был он. Тогда я увидела его в первый раз и узнала правду, стоящую за ее криками. Они избили ее так сильно, что она едва могла ходить. Она даже не смогла сделать вид, что все хорошо.
Испугавшись, что они узнают о моем присутствии, я должна была наблюдать за всем происходящим. Когда они ушли, я вышла из своего укрытия только потому, что увидела, как сильно они ранили маму. Я помогла ей, и она рассказала мне, что происходит. Она рассказала мне, почему она делает то, что я видела. Все ради папы. Они могли избежать наказания только потому, что в то время он отсутствовал несколько месяцев.
Несколько часов спустя кто-то постучал в нашу дверь. Это были мальчики Д"Агостино. Они пришли, чтобы проводить меня в школу. Я даже не поняла, который час.
Пожалуйста, не говорите им, что я шлюха… Я не…
Вот что она мне тогда сказала, умоляя не рассказывать им.
Я никогда не думала, что она шлюха. За все это время, что я слышала ее и голоса незнакомых мужчин в нашем доме, я ни разу не подумала о ней как о таковой. Когда она сказала мне, что она не шлюха, мое сердце разбилось.
Несколько недель спустя, после долгих ночей, проведенных за прослушиванием ее страданий, я снова услышала ее крик и поняла, что ее бьют. Я не могла просто лежать там и ничего не делать. Поэтому я ослушалась ее в последний раз и на этот раз не пошла в подвал и не спряталась. Я была полна решимости спасти ее. Я вбежала в ее комнату, когда дядя Лукас был на ней, и ударила его кухонным ножом.
Я попала ему в бок, но рана оказалась недостаточно глубокой. Он схватил меня и преподал мне урок, который ни моя мама, ни я не забудем, когда он избил меня и изнасиловал.
Папа не знал, что с нами происходит, пока на той неделе не погибли он и мама, и он знал только, что происходит с ней. Не со мной.
Он вернулся с работы, и я не знаю, что сказала ему мама или что заставило ее это сказать, но это вызвало невиданную ранее ссору.
Когда я наблюдала, как они умирают у меня на глазах, я пожалела, что не сказала ничего или не пошла за помощью. Мы с мамой прожили так почти два года. Может быть, всё было бы иначе, и мои родители были бы со мной сейчас, если бы я хоть раз позвала на помощь. Не то чтобы я не хотела, но… Дядя Лукас пригрозил убить меня и мою мать, если я это сделаю. Затем он использовал мой страх в своих интересах.
Я тоже не была шлюхой. Ни в тринадцать, ни в четырнадцать, ни в пятнадцать.
Я тоже не была одной из них, когда стояла на сцене, чтобы продать себя на аукционе Жаку.