Я просто не знаю, какими словами описать…
— Крис… Кристинка… Фурия моя… — постоянно хрипло шепчет Андрей между сотнями поцелуев.
Я не отвечаю. Нет тех слов, что передадут бурю, развернувшуюся в моей душе. Меня раздирает между желаниями рассказать ему всю правду и спрятать её настолько глубоко, что никто никогда не докопается. Но у меня есть серьёзная проблема: Андрюша замечает мельчайшие перемены в моём поведении, малейшие колебания состояния и психики. Ни папу, ни Пашку, ни тётю Лизу, ни дядю Вову давно уже не пронимают мои перепады настроения, но Дикий сразу же подметил, что я изменилась. Для остальных это не ново, я уже давно перестала быть милой девочкой для них. Но рядом с Андреем возвращаюсь к базовым настройкам. Откат системы до событий, ставших решающими в моей жизни. Я не хотела спорить с ним по любому поводу и доставлять неприятности, но только видя его, чувствовала себя в относительной безопасности. Знала, что защитит, даже если придётся перед всем миром открыться.
Для меня, в принципе, сложно вскрывать перед кем-то душу, а Андрюше уже большую часть тяжёлого груза вывалила. И про изнасилование рассказала, и про маму… Больше просто нельзя. Он и так считает меня неадекватной, а если признаюсь, почему вдруг взбесилась, совсем покоя не даст. Не то чтобы у меня был этот покой… Совсем нет. И подавно. Но хоть какое-то подобие спокойствия я всё же сохраню. Самое главное, что он рядом. Обнимает. Греет своим испепеляющим жаром. Целует с той невообразимой нежностью, которую в своих розовых мечтах лелеют глупые девочки в шифоновых платьях. Никакой пошлости и страсти в данный момент. Ласка и забота, так необходимые потрёпанному сердцу. Принимаю без слов и с удовольствием. Взамен всё отдать готова. Нерастраченную любовь без сомнений дарю этому мужчине.
Слегка отклоняюсь назад, расплетая наши неумолимые губы, и утопаю в чёрной бездне любимых глаз. Поднимаю руки к его лицу, ощущая, как ладони царапает лёгкая щетина. Медленно вожу по его щекам, скулам, вискам, носу пальцами, тактильно изучая каждую жестковатую черту сейчас расслабленного, улыбающегося лица. Мамочки, кто бы знал, как я таю от этой улыбки, как обожаю её. Готова левую руку отдать на отсечение, лишь бы он всегда улыбался. Больше никогда не хочу быть причиной его тоски и злости. Хочется стать для него таким же светом, каким он озаряет темноту, поселившуюся в душе. Веду пальцами по тонким, но мягким, чувственным губам и сама начинаю улыбаться. Меня уже ни капельки не смущает твёрдый бугор, вдавливающийся в самую интимную часть моего тела. Кажется естественным и даже правильным. Рядом с ним чувствую себя спокойной, воздушной, без тягот проблем, которых в моей жизни слишком много.
— Люблю твою улыбку. — шепчу, не переставая водить пальцами по его губам.
Дикий подаётся торсом вперёд, носом к носу и ещё шире рот растягивает. Господи, да он способен Северный полюс растопить!
— А бесить меня любишь? — сипит, давя ладонями на лопатки и мешая увеличить расстояние, а заодно и избежать ответа.
— Немного. — признаюсь несколько смущённо — таким взглядом он на меня смотрит. Вся кожа пылает и краснеет. Кажется, что глазами уже имеет на этом самом байке. — Но только не слишком сильно. — добавляю поспешно, как только замечаю морщинки на нахмуренном лбу. — Но больше не буду. Честное слово. Лучше смейся, чем ругайся.
И он смеётся. Откинувшись назад, прорезает ночную закостенелую тишину громким грудным смехом. И так легко на сердце и душе становится, что не могу не ответить ему тем же. Хохочу, пока на глазах не проступают слёзы. Я их больше не стыжусь. В эту секунду выходят сковывающие на протяжении четырёх дней напряжение и страх. Сама не замечаю, в какой момент смех перерастает во всхлип, а влага, переполнив глазницы, не удерживается в них и скатывается по щекам. Тело охватывает дрожь, перестающая в настоящий истерический колотун.
Не знаю, как это пережить. Просто не представляю! Сначала это, потом Андрей практически разорвал отношения из-за моего неадекватного поведения. А сейчас я и вовсе смахиваю на шизофреничку, которая то смеётся, то плачет без причины и повода. И не выходит успокоиться. Заливаюсь бесконечными потоками слёз, регулярно всхлипываю, трясусь, тискаю в пальцах ткань армейской футболки и давлюсь рыданиями.
Мужчина не старается выяснить причину или что-то сказать. Крепко обнимает, ласково гладит, сдержанно и обрывисто шепчет какие-то слова. Ткнувшись носом в шею, не могу даже его запахом успокоиться. Нос закладывает, а в ушах протяжно пищит навязчивый гул.
— Расскажи, Кристина. — просит обманчиво мягко. Шмыгнув носом, утираю его рукавом джинсовой куртки. Смазанный влагой силуэт расплывается по контуру, теряя чёткость очертания. Несколько раз быстро моргаю, вытираю глаза и, замерев, смотрю в чёрные провалы. Там решимость. Там сила. Там сталь. Я же сейчас размягчённый пластилин. Нет сил противиться мощи рук, железу взгляда и непримиримости голоса. Но я пытаюсь. Втянув губы внутрь, прикусываю их. — Рассказывай. — продавливает жёстче и злее.
Не могу сейчас в глаза ему смотреть. Резким движением головы обрываю зрительную коммуникацию, но сама толкаюсь к нему, ощущая на широкой горячей шее мокроту и соль, которую сама там и оставила.
Я не должна молчать. Знаю, что не должна, но говорить нереально трудно. Вот только моё молчание не поможет нам построить нормальные, крепкие отношения. Глубоко, но рвано вдыхаю. Опустив мокрые ресницы на щёки, судорожно хриплю:
— Я приезжала к тебе вопреки запретам, потому что чувствовала себя в безопасности. Знала, что если придётся, ты обнимешь, несмотря ни на что. — приглушённо выдаю часть правды.
Просто-напросто не могу рассказать больше, пока он не задаст прямой вопрос. Это Андрей и делает. Не вынуждая смотреть в его серьёзное лицо, всё же слегка отталкивает, изучая мои глаза, мимику, дёрганые движения рук и разорванное на частички дыхание.
— Чего ты боишься? Что тебя так напугало? Кто, Кристина? — нажимает всё сильнее, грубее продавливая интонациями моё слабое сопротивление. — Говори. Всё.
— Обними крепче. — выталкиваю невнятно, но он понимает. Добавляет физического давления на кажущееся стеклянным тело. Прочёсывает пальцами спутавшиеся от поездки на мотоцикле волосы и ждёт, пока решусь. А я, как заворожённая, слушаю сильные, но сбивчивые удары его сердца и ловлю частоту утяжелённого дыхания. Но всего через какие-то миллисекунды меня прорывает, словно устаревшую, изношенную, переполненную плотину. Не могу больше удерживать в себе. Нет сил и ресурсов. Места тоже давно не осталось. Всё забито.
— Я столкнулась с… ним. — уточнения не нужны.