— Люблю.
— Сильно?
— Так, как быть не должно.
— Я рада.
— Ненормальная. — качнув головой, улыбается во весь рот.
Скатывается с меня и укладывается рядом, подложив под затылок согнутые в локтях руки. Смотрит в небо, совсем не смущаясь наготы. Я за двоих это делаю. Краснею, как рак в кипятке. Но и глаз оторвать не могу. Ползу ими от расслабленного лица с жёсткими чертами, смягчённого тихой улыбкой. Рассматриваю мощную шею, выпуклые грудные мышцы, чётко очерченные квадратики пресса на плоском животе, на узкие бёдра. Угадайте, на чём задерживается мой взгляд. Именно! На слегка обмякшем жезле. Почему слегка? Да потому, что он, походу, не бывает в состоянии полного покоя! Потерял немного твёрдости, и на этом всё. Покоится как раз по V-образной линии, что так манит заглянуть, где она заканчивается, когда Дикий в одних штанах. Короткие, чёрные, колючие волоски в паху, совсем недавно раздражающие мою нежную кожу, являются дичайшим искушением. Хочется снова ощутить тот контраст.
Неосознанно мечтательно вздыхаю, спрятав глаза за ресницами. Вот только визуализация мужского тела проступает чёткими контурами в темноте временной слепоты. Ярче всего светится пунцовый кончик на матовом продлении с неоново-синими кривыми полосами. Мамочки…
Официально заявляю: я свихнулась! Ещё не испытала в полной мере, а уже боготворю орган, способный доставить неземное наслаждение. И не только его. Пальцы, руки, губы… язык.
Стоит только воспроизвести за закрытыми веками ощущения, что он вызывал во мне своими ласками, снова вскипаю, как свистящий, забытый нерадивыми хозяевами на плите чайник. Бурлю и выстреливаю. Течёт по кровеносным сосудам и артериям опаляющая изнутри магма.
— Нравлюсь? — слышу вкрадчивый мужской голос, но безбожно туплю, потерявшись в воображении.
— Очень.
— Фурия… Ты хоть глаза открой и посмотри на меня. — толкает глуховатым интимным сипом, разрывая полёт фантазии.
Резко распахиваю глаза и сразу напарываюсь на самодовольную ухмылку. Злость вскипает в чёртовом оставленном на газу чайнике. На Дикого за внимательность. На себя за глупую мечтательность.
— Фуф, ты невозможный! — выкрикиваю, автоматом прикрывая грудь, удостоенную его пристального внимания.
— Не вопи, Фурия. — спокойно отбивает он, щурясь от восходящего солнца. — Я устал. Меня ждёт тяжелый день. Лучше иди ко мне. — вытягивает вдоль земли руку, приглашая присоединиться. — Полежи со мной немного. Давай остынем и поедем. Мне надо ещё успеть принять душ, побриться и вернуться в часть до подъёма. Я в неофициальном увале, так что, если спалят, пизда мне.
Последние слова поднимают во мне приступ негодования. Упираясь кулаками в землю, нависаю грудью над его лицом, забыв о скромности, и ору:
— Ты опять в самоволку ушёл?! Ты же обещал мне, Андрей!
Он так быстро и резко поднимается, хватает меня за плечи и тащит вниз, что не успеваю даже возмутиться. Прижимает голову к своему плечу и гладит по ней и спине.
— Не в самоволку. Гафрионов отпустил, но без согласования с высшим командованием. Если опоздаю, подставлю его. Не хочу обманывать выказанного доверия.
Шумно перевожу дыхание и медленно расслабляюсь. Укладываюсь поудобнее, прижимаясь к его боку. Неосознанно рисую пальцами на груди странные узоры. Вдыхаю его запах. Прикрываю глаза и просто наслаждаюсь последними минутами близости, спокойствия и единения.