Да, я всегда заботился о том, чтобы Завьялова была возбуждена, получала удовольствие, но с ней никогда себя не обделял. Сейчас готов дрочить ночами в армейской параше, лишь бы не набрасываться на кипящую похотью Фурию. Пусть говорит, что можно… Пусть убеждает, что ей неважно где, как и когда… Пусть клянётся, что не пожалеет… В нашей паре я буду тем, кто сохраняет какое-никакое хладнокровие и думает в критические моменты за двоих. И похуй, если придётся отбивать парад в зафаршмаченных трусах. Я не трону её больше, чем необходимо для её оргазма.
— Смелее, мой… — выдыхает Фурия, так и не закончив фразу.
— Уверена? — секу, приподнимаясь настолько, чтобы видеть её глаза.
— Да, Андрюша.
— Хочу тебя раздеть. — выдаю жестковато, но, сука, слишком сложно держать под контролем свои эмоции и желания.
— Полностью? — всё, что спрашивает.
— Да.
— Хорошо.
Неловко приподнимается на локтях. Придерживаю за лопатки и помогаю стянуть джинсовку. Кристинка оборачивает одной рукой плечи, явно ослабев от остроты ощущений. Стягиваю через голову полоску ткани, именуемой топом. Под робкими солнечными лучами её обнажённая, вспотевшая кожа, кажется, переливается. Прижимаюсь губами к ключице, собирая соль и сладость. Подстилаю ей под спину её и свою куртки и медленно опускаю на них. От дробного дыхания налитая грудь колышется, а сосочки игриво подрагивают, словно манят. Не могу устоять. Короткими и быстрыми касаниями поочерёдно всасываю в рот и отпускаю. Сгребаю по бокам резинки лосин и белья и рывком стягиваю до щиколоток, пока никто из нас не успел передумать. Стоит только утреннему ветерку коснуться разгорячённой влажной кожи, та схватывается мурашками, а Царёва заходится мелкой, но выразительной дрожью.
Я же тупо залипаю на её идеальной шикарной наготе. Жадным взглядом впитываю её. Оголодавшими руками беспрепятственно трогаю везде. Эта ебаная волосяная полоска, что в прошлый раз снесла мне предохранители, манит сильнее всего. Перехватывает внимание. Управляет моими действиями.
Сука, да кто мог подумать, что интимная стрижка так заводит?
Шестерёнки в мозгах делают последний скрежещущий оборот и замирают за ненадобностью. Остаются только первобытные инстинкты и сексуальная тяга обладать ей полностью. Без остатка. Отдать и забрать. Подарить и взять взамен на меньше.
Отползаю назад и приникаю к дьявольской полоске ртом. Оба вздрагиваем. Оба задыхаемся. По нашим телам сползают судороги. Мы оба боимся. Мы оба хотим. И мы оба решаемся.
Едва подорвавшаяся Крис натянуто кивает и ложится обратно. Я высовываю язык и провожу вдоль завитков от начала расщелинки до самого пупка. И да, мать вашу, дурею, пьянею, кайфую. Готовлюсь ловить отходняк, но остановиться не могу. Язык щекочет и покалывает. Яйца поджимаются вверх. Член ноет тупой болью. Похуй. Успею получить своё. Сейчас — она. Моя неадекватная Фурия. Исцеловываю сокращающийся на каждом касании живот. Вкушаю её, вкушаю. Пробую. Съедаю глазами. Поглощаю вкус. Задыхаюсь запахом лета и возбуждения. Отзываюсь стонами на её стоны. И пылаю, будто в открытом пламени. Готов сгореть. Не боюсь за себя. Только за неё.
— Люблю тебя, Ненормальная. — выбиваю глухим, севшим, напряжённым хрипом.
Чуть шире раздвигаю ноги и, наконец, припадаю губами к сладкому естеству. Пью амброзию и схожу с ума. Боялся, что не понравится. Идиот. Надо было думать о том, как потом отлипнуть от неё. Провожу языком по пульсирующему бугорку, собирая ароматную смазку.
Сука… Вкусная, насыщенная, терпкая. Истинный вкус моей девочки-женщины. Вот какая она на самом деле.
Всего два раза провожу языком по лепесткам и клитору, как громкий, высокий крик Фурии разбивает рассветную тишину. Оглушает, перебивая рёв крови и треск сердца. Не удержавшись, припадаю ртом к клитору и накрываю его, ловя языком и губами пульсации дрожащей в мощном оргазме плоти. Руками удерживаю взмывшие вверх бёдра. Не знаю, как подмечаю выгнувшуюся дугой спину и вырывающие траву пальцы. Видимо, подмечать всё, связанное с Царевишной, заложено во мне на генетическом уровне. Прописано в ДНК. Она мне прописана.
Роняю веки и продолжаю сосать пряную плоть, словно добравшийся до оазиса пустынный бродяга. Отрываюсь, только когда Крис падает на землю, в безумном темпе поглощая влажный воздух.
Моя очередь.