Она удивленно поднимает на меня покрасневшие глаза и шмыгает носом. Выглядит при этом очень трогательной и уязвимой. И совсем юной. Я знаю, что мы ровесники, но сейчас я бы не дал ей больше тринадцати.
На ней желтая футболка с широкой белой полосой и шорты, открывающие длинные ноги в уже знакомых мне кедах. Пшеничные волосы собраны в растрепанный конский хвост, из которого выбилось несколько прядей, живописно обрамляющих лицо. Внезапно мне на ум приходит знак-указатель с нахохлившейся желтой птичкой перед съездом в лагерь.
— Знаешь, на кого ты похожа? — спрашиваю тихо, в попытке отвлечь ее от печальных мыслей.
Хмурится. Очевидно, ожидает от меня какую-то гадость.
— На кого? — в конце концов, произносит она с ноткой любопытства в фиалковых глазах.
— На птичку-синичку, — говорю я с невольной улыбкой. — У них желто-белый окрас и…
— Я знаю, как выглядит синица, — шепчет она со странным выражением на лице.
Она хлопает ресницами, видимо решая, комплимент я сказал ей или опять попытался уколоть. А потом вдруг на губах появляется робкая улыбка.
— Спасибо. Если это комплимент.
Эта ее улыбка делает со мной странное — я чувствую теплоту где-то в грудной клетке, и чтобы не допустить подобного в будущем, напоминаю себе, как она поступила с моим другом. Это глупо и для меня — признак собственной слабости. Я все еще ей не верю, но словно в душе что-то надломилось, и я уже не могу относиться к ней так, как два дня назад.
Ее руки все еще обнимают колени. Пальцы сцеплены в напряженный замок. Желание протянуть руку и погладить их становится почти нестерпимым, но я не рискую прикоснуться к ней. Подсознательно чувствую, что если переступлю и эту черту, то дальше все запутается еще сильнее.
— Пойдем в лагерь, — предлагаю спокойно и поднимаюсь на ноги.
Она медлит, но через несколько секунд тоже встает. Потом тяжело вздыхает, будто сбрасывает с себя тяжелый груз, и берет в руки свой рюкзак.
— Да.
Игнорируя удивление на ее лице, я забираю у нее тяжелый рюкзак и закидываю себе на плечо.
— Не думаю, что ты готова мне что-то рассказывать, — замечаю философски. — Но если что, я неплохой слушатель.
Краем глаза замечаю, как она прячет улыбку. Я ее понимаю — вчера я прямым текстом угрожал ей, а сегодня предлагаю исповедаться. Что ж, по крайней мере, больше она не плачет.
— Пошли.
И мы идем. Медленно, словно никто из нас не хочет окончания этого внезапного перемирия, и в тишине, которую нарушает лишь утренний щебет птиц и тихий шорох гравия под ногами.
11