— Не гневайтеся, барин, я же без умысла дурного, — сказал Никитка, еще сильнее сгибаясь и комкая свою шапку.
Знал Глузд, сколь быстр на расправу барин Жебокрицкий. Об этом в крестьянской среде байки ходили одна страшнее другой. И Никитка не сомневался, что барина не остановит и то, что Глузд — вовсе не его крестьянин.
— Будет тебе, рассказывай, но на дворян рот свой рабский не раскрывай! — будто бы смилостивился Жебокрицкий.
Андрей Макарович прекрасно знал, что крепостной, который у него за шпиона в поместье Шабариных, и муки страшные стерпит, лишь бы получить очередную плату за важные новости. Никитка исправно докладывал, что творится в поместье соседа.
На самом деле крестьянин не был глуп, как могло показаться. Это был ушлый хитрован, пусть и в своей среде, с народной такой хитрецой и пониманием, как правильно угодить. Никитка умел не только добывать информацию, а порой ещё и выдавать зачатки ее анализа. По-своему, наивно — но Жебокрицкий ценил Глузда. Ценит, но никогда этого не признает.
Никитка сам воспитывал троих внуков не старше четырнадцати лет. Зять помер от какой-то простудной болезни, до того по осени схоронил своих родителей, дочка скоро после смерти мужа также преставилась, не разродившись четвертым дитем. Жена есть, но что взять от бабы? Разве же она сможет собрать хоть что-то к приданому за старшую внучку, кроме десятка вышитых рушников да пары подушек?
Лукерье, внучке, как раз и стукнуло четырнадцать годков, и дед задумывался, как же ее отдать замуж. Кто возьмет девку, если за ней и приданого никакого нет? Тут бы если не хату, так корову купить за ней или свиней несколько. Так и найдется добрый хлопец, что внучку в свой дом приведет. Вот и выкручивался мужик, готовый предать любого, но только не своих родных.
Никитке и самому было противно, он понимал, каким делом занимался. Рассказывать про своего барина — это плохо, за это и от соседа по мордам можно получить, но свой-то барчук уже как год ничего не дает, а все требует. А Жебокрицкий хоть и лается, как собака, но платит исправно, не только рубль-другой в месяц даст, а ещё порой то сала отрежут Никитке, то муки дадут. Тем и живут.
— А что Картамонов, не прибил еще твоего барина за то, что тот дочку его, Настасью, стращал? — усмехнулся Жебокрицкий.
— Прибегла, знамо быть, Настасья Матвеевна, когда барина нашли в снегах, все охала да ахала, бульонами потчевала, — отвечал Никитка.
— Ох, и прознает Матвей Иванович о том, что его невенчанная дочка бегала к барчуку, ох и всыплет своему нерадивому крестнику! — сказал Жебокрицкий и рассмеялся.
Никитка смотрел на барина, будто голодный пёс, внутри всеми фибрами своей души ненавидел, но улыбался и ловил любую эмоцию Андрея Макаровича. Такова участь крепостного, быть всегда кротким с барином, чтобы не отхватить батогами али плетьми, а получить кусок сала да ломоть хлеба. А еще серебряный рубль. Глузд рассчитывал, что сегодня ему этот самый рубль и перепадет.
Итого у него будет уже собранными сорок три рубля. Останется рубликов двадцать собрать, да корова будет в приданое. Ну, а породнится он через Лушку с кем из сильных крестьянских родов, так, чай, родственники в беде никогда не оставят.
— Что? Рубль ждешь, стервец? — усмехнулся Жебокрицкий.
— На то воля ваша, барин, — отвечал Никитка.
— Дам тебе, скотина, три рубля. Но отныне следи за барчуком пристально, внимательно. Ты сколько спину ни гни, но я твоего брата знаю. Тут кланяешься да дурня из себя строишь, а сам, небось, не только мне служить готов, абы платили. Ну, да откуда у рабов честь? — Андрей Макарович небрежно махнул рукой. — Пшел вон!
Никитка поспешил выйти из кабинета барина. Он уже знал, что теперь же ждать монетки не надо, тут есть процедура, где получать деньги. Сейчас нужно найти управляющего, и тот выпишет бумажку, с этой бумажкой нужно вновь подойти, а то и подползти к барину, тот поставит свою закорючку на ней, ну, а после уже к казначею, есть и такой у Жебокрицкого.
Отставной офицер очень любил всякого рода бюрократические проволочки, на службе часто ими грешил, используя, где надо и не надо. Вот тоска по документам и подвигла отставного полковника воплотить схожий документооборот в своем имении.
Крестьянин вышел, а Жабокрицкий вновь задумался. Вот оно и есть то, что пошло не по плану. Сучонок выжил. Но как? Барин взял колокольчик и вызвал своего секретаря.
— Найди мне Лавра! — потребовал Андрей Макарович.