Проверив тела других бандитов и убедившись, что они живы, но не должны быстро прийти в себя, я на скорую руку связал их полотенцами. Видел же в доме веревку, почему не додумался взять? Но, как говорила мама: «Хорошая мысля приходит опосля». Та мама, которая осталась в прошлой жизни и по которой, будто молния, быстро, но ярко, пришла и ушла тоска. Не время переживать.
Выбежав из бани, подперев и эту дверь, хотя последнее было так себе препятствие, потому что тут дверь хлипкая, я устремился в спальню, в дом. За минуту превратившись вновь в болезного, спрятав пижаму и переодевшись в старое, я стал смотреть в окно, приоткрыв его.
— Ну, где крестьяне? — волновался я.
Если бандиты очухаются, развяжутся от немудреных узлов, если подпорку сломают, разберут баррикаду, то… Придут меня убивать. Понятно, что при таком раскладе я не смогу всё спихнуть на какого-нибудь «Робин Гуда», который покрошил бандитов. А так — вполне. Например, могу сказать, что к одной из девок-сералек бегал молодой казак, да еще приставлю слово «пластун», и тогда многое станет на свои места. Казачок мстил. Я еще не знаю наверняка, какое время нынче, но думаю, что слово «пластун» может звучать, как в будущем «спецназ», мол, эти все умеют «одним махом семерых побивахом».
— Барин, фух, мы енто, фух, пришли. Мужики попрятались за домом. Кто с топором, а кто с оглоблей, — в комнату влетел Емельян.
— Если ты, — начал говорить я, подходя к приказчику. — Хоть словом, хоть полсловом, хоть кому, хоть бы и жене своей, скажешь, что я сделал в бане… Не просто выгоню. Ты же крепостной мой? Так будешь коровник убирать от навоза до конца жизни своей, или до смерти запорю.
— Был бы еще тот коровник… Всех коров уже зарезали, — пробурчал приказчик, но, увидев мою решимость в морду дать, быстро опомнился: — Понял я, чего же не понять. Вы, барин, лежали тута да изнемогали. Я же увидел уже, что банька подперта. Кто-то же это сделал? Да и серальки, завидев меня, уже пожаловались на… простите, черта, что побил татей. А еще… переживают, что не заплатят теперь им.
— Не лучшее сравнение, но пусть думают, что хотят. Не поняли, что это я, так и хорошо, — сказал я.
Было неприятно то, что девушки считают себя не спасенными, а обделенными деньгами. Нужно будет с ними провести серьезную работу.
— Давайте, окружайте баню да открывайте. Ивана зовите, но не бейте — пусть уезжают, — сказал я.
Не то чтобы я опасался воровского авторитета, но он хотя бы девок не собирался растлевать, пусть и не стал одергивать своих быков. Да и вообще, если тот скот, в теле которого я оказался, действительно должен денег, то долги нужно отдавать. Еще бы разобраться, сколько и кому задолжал этот самый барин-Шабарин.
Глава 6
Я слышал, что во дворе началась перепалка, но не выходил из комнаты, даже не показывался в окне. Зачем светиться? Я же больной, кхе, кхе, апчхи! И пусть я выглядел не так чтобы слишком болезненно, когда перехватил этих охламонов в доме и держал на мушке, но было дело и прихрамывал, и пошатывало меня. Нежеланные гости не могли этого не отметить.
К слову, мне сейчас действительно было нехорошо. Сердце отстукивает «лезгинку», голова кружит вальс, а ноги передвигаются, как у дальнего родственника на свадьбе, который уже набрался, но все еще полон желания показать нижний брейкданс.
Забег в баню и активность в ней оказались чрезмерной нагрузкой. Все же я сейчас не в здоровом теле. Но нет худа без добра, как раз мое состояние и послужит некоторым доказательством непричастности к событиям в бане, если что, если все же бандиты захотят меня увидеть, а Емельян со своей группой «поместного спецназа» не сможет противостоять требованиям побитой стороны узреть барина, то пусть смотрят.
— Барин, с тобой Иван хочет говорить. Ты же сказал, что обходиться нам с ним без баталий. Поговоришь, али все же бить и гнать? — растерявшийся Емельян вбежал в комнату и, запыхавшись, явно разгоряченный от споров, стал спрашивать. — Иных татей добивать? Очухались они, требуют также тебя, но мы… это… Там Петро приложился, а он казак лихой и громадный. Так что? Правильно?
Голова у меня только-только перестала кружиться, вернее, вихри вальса сменили темп на более медленный, а тут такое словоблудие. Я понимаю, вижу, что Емельян старается выслужиться, но столько слов…
— Пусть Иван войдет. Так кто там громадный? Петро? Вот он пускай рядом постоит для острастки, — сказал я, чувствуя, как каждое слово набатом отдавало в виски.
Мне нужно поесть и поспать, если сейчас ничего для восстановления не предпринять, можно здорово усугубить свое состояние.
Через минуты три на пороге комнаты показался тот самый Иван. Мужик пристально рассматривал меня, чуть хмуря брови, словно включал опцию рентгена.