Кончики пальцев покалывает холодом, от плетения заклинания этот холод расходится по всему телу. Нормальный человек должен дрожать в ознобе, но я не человек. Я маг. Осознанием этого меня накрывает в тот миг, когда реальность перед глазами начинает дрожать и стираться. Соня приоткрывает рот, забыв даже про порез, и я вижу, как клубящаяся темная дымка стирает, стирает, стирает пространство словно ластиком в фотошопе.
Дальше я бормочу слова заклинания, выстраивая проверенную и перепроверенную тысячу раз схему, и вот уже мы вместе с Соней видим квартиру, знакомую кухню, на которой часами сидели и болтали в особо дождливые дни. Раздаются шаги, и заходит Сонина мама. Она выглядит невероятно уставшей, а еще старше, значительно старше той женщины, которую я запомнила.
Судя по лицу Сони, она думает о том же, потому что у нее начинают дрожать губы, а по щекам бегут слезы. Я еще не установила обратную связь, но в этот самый момент начинаю думать о том, насколько это гуманно. Соня уже привыкла к мысли, что ее мама там, далеко, что она не знает о том, что ее дочь жива. Что же касается ее матери, она… она заслуживает знать, что Соня жива и дышит. Пусть в другом теле, пусть бесконечно далеко, пусть они никогда больше не смогут обняться, но она будет знать, что та не погибла.
– Emerst Nohrd. Ette Lavis. Samia Patr.
Наслоение заклинаний подхватывают выстраиваемую мной сразу же схему, замыкают ее, и…
Мама Сони буквально спотыкается, замирает и часто-часто моргает. Я представляю, как это выглядит, точнее, могу представить: когда в центре твоей кухни открывается виртуальный зум-чат, сложно сохранять спокойствие.
– Лен… – шепчет Соня испуганно, заметив это. – Лен, что происходит?
– Вы можете говорить, – отвечаю я. И лучше бы ей начать говорить, потому что ее мама открывает и закрывает рот, не в силах произнести ни слова.
– Мам! – шепчет Соня. Подозреваю, что хотела крикнуть, но голос сорвался. – Мам… мамочка…
Оцепенение, охвативший женщину шок понемногу спадает, она пятится и спрашивает:
– Что… кто вы такие?! – ее голос от шепота переходит в крик, в котором слышны панические нотки.
– Мам, все хорошо, это я, Соня! – подруга вскакивает. – Я просто хотела тебя увидеть, сказать тебе, что я жива… Это Лена, и она…
– Замолчи! – Крик звенит так, что у меня даже режет уши. Сонина мама всегда была очень сдержанной, уж голос на нас она точно не повышала, но сейчас она просто кричит. – Я не знаю, кто вы такие, как вы это делаете, но это бесчеловечно! Я сейчас вызову полицию, и…
– Мам, помнишь, я в детстве поцарапалась о проволоку на газоне? – быстро-быстро говорит Соня. – Грязную, жуткую, ржавую, и ты меня потащила делать прививку от столбняка. Я так боялась, отбивалась и укусила медсестру, а ты сказала, что я самая смелая девочка, и ничего не должна бояться, и что если мы сделаем эту прививку, ты будешь покупать самой смелой девочке большое мороженое каждый раз, когда она попросит. Я съела за два дня восемь штук, и потом у меня случилась ангина, но ангина – это лучше чем столбняк. Так ты сказала. Помнишь?
Катерина Андреевна снова замерла. Теперь у нее побелели губы, которые она тщетно пыталась разжать, чтобы сказать хотя бы что-то.
– Мы никому об этом не рассказывали, – продолжала Соня. – Даже папе. Ты сказала, что это будет наш с тобой секрет и большая тайна. Подозреваю, тебе просто было стыдно, что ты так неосмотрительно накормила меня мороженым, а я заболела. Но тогда мне казалось, что это самый важный секрет во Вселенной.
Ее мама приложила ладони к груди. Глаза ее расширились.
– Не верю, – прошептала она, даже обернулась, словно за ее спиной стоял кто-то, к кому она может обратиться за поддержкой, а после снова посмотрела на нас. – Не верю. Этого не может быть. Нет…
– Мам, это правда я, – теперь Соня улыбалась сквозь слезы. – В это сложно поверить, но я… в общем, я теперь выгляжу так. Я очень-очень далеко, и никогда не смогу вернуться, но я просто хотела тебя увидеть. Еще хотя бы разок. Или вот еще… когда папа стал пропадать и перестал обращать на меня внимание, я очень расстраивалась и плакала, и начала есть много сладкого. А ты тогда сказала, что если я буду есть столько пирожных и конфет, буду не твоим солнышком, а твоим слонышком.
Катерина Андреевна всхлипнула, будто ей не хватало воздуха. Глубоко вздохнула.