– Я не могу сплести судьбу, – сказала я. – Но попытаюсь тебя починить. Сделать как было. Ты все равно что сломанный артефакт, Геррах. В тебе течет магия. Но вот здесь, – я положила ладони на лопатки, прислушиваясь к музыке, звучащей слегка искаженно и глухо, – диссонанс.
Он вновь приподнялся на локтях и посмотрел на меня, и кольцо огня вокруг зрачков вспыхнуло ярче.
– Если ты сделаешь это, Амедея, я буду твоим должником навеки.
– Ты вообще-то мой раб, забыл? – сварливо напомнила я. – Ляг уже и не дергайся. А то потоки смещаются.
Я выдвинула ящик стола и, достав оттуда мешочек, высыпала содержимое на стол.
– Откуда это у тебя? – процедил Геррах сквозь зубы.
– Тебя продают на черном рынке, частями. Довольно дорого, чтоб ты знал, но мне сделали скидку. – Спохватившись, виновато добавила: – Прости, тебе неприятно это видеть…
Геррах вздохнул и отвернул голову в другую сторону.
Я клала чешуйки ему на спину, и они впивались в кожу словно иголки. Рисовала пальцами руны на сильной спине, и узоры вспыхивали огнем. Тем самым, что все еще горел в нем.
– Ставишь на мне клеймо? – неловко пошутил он, но мои щеки вспыхнули от возмущения.
Роль рабовладелицы была мне чуждой, и я собиралась стряхнуть ее с себя, как неподходящую одежду. Но что поделать, если иначе Геррах совсем неуправляемый?
– Огонь – неустойчивая стихия, – решила я пояснить. – Надо ее подтолкнуть.
– И что мне сделать? Сожрать ведро углей? Сунуть голову в печь?
Геррах вроде шутил, но по его голосу мне показалось, что он сделал бы это, не колеблясь.
Я взяла пару чешуек и, подойдя к печке, положила их на железную лопатку. Огонь вспыхнул, как только я сунула ее в очаг.
– В вашей стране женщинам не дозволяется колдовать, – вспомнил Геррах, повернув ко мне голову.
– А в вашей? – спросила я.
– В красных горах эш-хассы не рождаются, – ответил Геррах. – Вся магия уходит мужчинам.
– Как всегда – сплошная несправедливость, – усмехнулась я, выпрямляясь.
Подойдя к нему, замерла в нерешительности.