Наверху мы с Андреасом быстро разошлись по своим половинам. Сквозь ширму я могла видеть только тень капитана, который снял верхнюю одежду, повесил ее в шкаф и сел за стол. Отвернувшись, тоже разделась, а потом устроилась у окна и принялась за чтение. Ширма создавала лишь видимость преграды, я все равно постоянно ощущала присутствие мужчины в комнате. Слышала его шаги, а если замирала, то и дыхание, чувствовала тонкий аромат хвои, распространившийся по всей комнате, и время от времени бросала взгляды на его тень. Стоило на секунду задуматься о капитане, как сердце само собой ускорялось, а щеки начинали пылать. Я злилась на себя и погружалась в чтение еще старательнее. Первые две книги дались особенно тяжело, я постоянно отвлекалась на каждый шорох, хотя, как мне казалось, Андреас изо всех сил старался не шуметь. Или, быть может, он такой всегда.
Итак, в первых двух книгах я ничего не обнаружила. Полезного, по крайней мере. Все, что нашлось, – это общие слова о том, насколько чудотворно благословение омелы, насколько оно безошибочно, насколько оно древнее. Немного рассказывалось о парах, которые она благословила. Что интересно – это были сплошь магические пары, где оба партнера, если можно так выразиться, обладали выдающимися способностями. Странно, это критерий отбора или просто совпадение? Скорее всего, совпадение, поскольку я никакими выдающимися способностями не обладала, а капитан не только выдающимися, вообще никакими не обладал. Хотя, если задуматься, магистр Стоттон говорил, будто Андреас способен противостоять любой силе, что его щиты надежнее и крепче, чем у других стражей. Однако от моих сил защититься он не может.
Я взглянула в окно, за которым тихо кружились снежинки. Их полет завораживал меня и уносил мысли куда-то вдаль, не просто к размышлениям, но и к фантазиям. Почему омела соединила нас? Почему именно мы? Чужие друг другу люди. И почему еще до благословения или, как мне казалось, проклятия омелы я могла воздействовать на капитана магией? Может, мои силы растут? Могло ли это быть связано с огнем, который неизвестно откуда взялся? Все это случилось почти разом – омела, восприимчивость капитана к моим силам, огонь – и навалилось неожиданно, поэтому разобраться представлялось мне делом нелегким.
А еще эти ужасы с противниками академий. Я обняла себя руками, чувствуя неясную тревогу. Вглядывалась в вечернюю тьму, будто ощущала приближение чего-то страшного, медленно ползущего на Зимнюю стужу и угрожающего ее уничтожить.
– Кхм, – раздалось покашливание, и я подпрыгнула от неожиданности. – Прости, не собирался пугать. Я хотел спросить, тебе не нужно в ванную? Я могу?..
Прежде чем он закончил, я приподняла руку, и между нами возникла тонкая ледяная стена, которая простиралась от стены и до ширмы. Голос капитана напомнил мне о словах, что сорвались с его губ ранее. Его упреки и грубое вмешательство в мою личную жизнь.
Капитан больше ничего не говорил, просто скрылся за дверью. Возможно, мои действия и выглядели грубо, но обида, нанесенная Андреасом, была совсем свежа.
Яростно вышвырнув все мысли о нем из головы, я открыла третью книгу. Она называлась «Легенды о минувшем». В ней были собраны самые древние сказания о совершенно разных вещах, в том числе о разного рода благословениях.
И вот среди всего этого разнообразия я и наткнулась на легенду о благословении омелы. В ней говорилось о девушке, которая обладала необычной магией. Она видела в сердцах любовь и умела эти сердца соединять. Кого-то удавалось связать союзом, кого-то нет. В те давние времена пару детям выбирали родители и не всегда учитывали желания своих сыновей и дочерей. Девушка, которую звали Омелией, выступала противницей таких браков и открыто говорила об этом, призывая покориться любви. Романтичные юноши и девушки доверяли той, что благословляла их чувства, и нередко сбегали из дома, чтобы тайно пожениться. Омелия обещала им любовь волшебную, чистую и крепкую. Слава о девушке, соединяющей сердца, разошлась далеко за пределы нашей страны. Но у дара Омелии была и другая сторона, он мог не только благословлять союз, но и проклинать его. Эту жестокую часть в себе девушка ненавидела, но и противиться ей не могла. Случалось подобное редко, поэтому Омелии пришлось смириться. И вот однажды, когда прелестная девушка стала очаровательной молодой женщиной и не было ни единого человека на земле, кто бы не знал о ней, Омелия влюбилась сама. Любовь в ее сердце оказалась такой искренней и такой сильной, что молчать о ней не было сил. Но судьба распорядилась странным образом – та, что чувствовала в тысячах сердец любовь, не могла увидеть сердца избранника. Дар к нему был слеп. Омелия страдала и мучилась, познавая терзания обычных влюбленных людей. И вот, когда молодая женщина решилась признаться мужчине в своих чувствах, она узнала, что тот обручен с другой. Сердце соперницы пылало любовью к этому мужчине, но его сердца Омелия по-прежнему не видела. Она могла только надеяться, что мужчина любит в ответ. Боль, ревность и жажда счастья затмили разум Омелии, и она прокляла союз своего избранника и его будущей жены. Это проклятье стало роковым для всех троих. Омелия ошиблась и, когда проклятие прозвучало, почувствовала, как разрывается сердце любимого мужчины, а потом и той, которую он в нем хранил. От горя и сожаления Омелия бросилась со скалы, а потом на месте ее гибели, среди ветвей клена появилось странное растение, похожее на шар из листьев и мелких белых ягод. Это растение люди назвали Омелой за его магические свойства. Многие уносили частичку любви в свои дома, подвешивали ветви над головами, чтобы под ними скрепить поцелуем свою любовь. Проходили годы, и омела все реже благословляла союзы, а история влюбленной девушки обросла новыми подробностями. Кто-то из магов говорил, что девушка та вышла из огня, из пламени вечной любви. Кто-то говорил, что она сгорела в нем. Еще было написано: если бы Омелия могла отпустить того мужчину и благословить его союз с другой, то ее магия возросла бы, переродилась и не иссякла. Она продолжила бы жить в наследницах, которые рано или поздно были бы дарованы Омелии судьбой. Маги считали, что в каждой ветви волшебного растения живет душа несчастной девушки, что никак не может освободиться от собственного проклятия, вынужденная вечно соединять сердца.
О самих ветвях говорилось немного, и все это я уже прежде слышала: омела никогда не ошибается, неизменно видя сердца, наполненные любовью. А любовь, избранная омелой, истинная и благородная.
Вздохнув, я закрыла книгу, печалясь о горькой судьбе несчастной девушки. Она могла даровать любовь другим, но сама осталась нелюбимой. И чудовищная сила, которая разорвала сердце ее избранника, пугала до ледяных мурашек. Жуть какая. За чтением и размышлениями я не заметила, как исчезла ледяная стена и как Аведа вернулся на свою половину. Судя по тишине и отсутствию света, капитан уже спал. Я отложила книгу к тем, которые еще не читала, а две прочитанные решила утром вернуть в библиотеку. От них все равно не было никакого толка.
Я поднялась и, все еще печалясь о судьбе Омелии, начала переодеваться. На моей половине слабо горел свет, почему-то подумалось, а не мешает ли он Андреасу спать. Глупость какая, раз уснул, значит, не мешает. И вообще, какое мне дело, что там ему может помешать? Я все еще злилась, и горькая обида терзала мою душу. И почему каждое слово Андреаса будто впечаталось в голову? Почему его слова так обидны для меня? Капитан совершенно чужой мне человек, и как только я найду способ, то избавлюсь от него раз и навсегда. Отчего же его мнение может так задеть меня?
Громко выдохнув, я отправилась умываться. В ванной было довольно уютно и даже теплее, чем я ожидала. Наскоро умылась и, пользуясь одиночеством и закрытой дверью, решила все-таки попробовать вызвать огненную магию. В душе я надеялась, что произошедшее в городе просто случайность, но внутренний голос ворчливо бормотал об обратном, назойливо напоминая о фолианте, который притягивал меня и даже взывал ко мне. Подобные вещи в магическом мире никогда не бывают случайными, как бы мне ни хотелось обратного. В жилах стыла от страха кровь, но и закрывать глаза на то, что со мной происходило, было бы ошибкой.
Само собой, я понятия не имела, как взывать к пламени. Несколько раз вскидывала руку, тихо произнося заклинание, которым растопила снежную кошку. Но это ни к чему не привело. Не знаю, сколько я так промучилась: минут двадцать, а может и полчаса?
– Хлоя! – послышался голос за дверью.
Не спал, значит. Я фыркнула, не желая отвечать. Возможно, вела себя как ребенок, но отозваться – означало бы нарушить упрямое молчание, в котором мне было комфортно. Я не готова говорить с ним, язык не поворачивался. Мне казалось, что если я заговорю, то как бы отрину все, что между нами произошло. Будто забуду все слова, что он мне сказал. Слова, которые продолжали жечь душу. Я все отчетливее осознавала природу своей обиды, и это злило и расстраивало больше всего. Дело было вовсе не в том, что я могла показаться Джерсу легкомысленной влюбленной дурочкой, а в том, что Андреас меня такой считал. Размышляя над своим поведением, я не увидела какой-то особенной навязчивости. Но капитан в тот момент будто мысли мои прочел. Он словно услышал в моей голове, что я боялась потерять интерес Джерса, и обвинил в нетерпении. Или оно было настолько очевидным?
– Хлоя, у тебя все в порядке? – спросил Аведа, легонько постучав в дверь.
Я упорно молчала, представляя, как закидываю капитана снежными вихрями. Эти фантазии, по идее, должны были порадовать и немного успокоить меня, но вышло наоборот. Обида росла, и я буквально почувствовала, как разгорается сердце. Стало жарко, казалось, будто внутри разрастается огненный шар, который ищет выход. Я не на шутку испугалась, осознавая, что не могу его контролировать.
– Нет-нет, я не в обиде на него, – проговорила я, сама не понимая зачем.
– Хлоя! – вновь позвал Андреас.