– Не волнуйся. Я их забрал, сам за них отвечать буду, – пообещал он и, приблизившись, тоже по голове волчат погладил. Их пальцы соприкоснулись – будто молния пробежала, и Мила подняла голову, прикусила губу от смущения.
– А что-нибудь, кроме волчат, у тебя посмотреть найдётся? – выдохнула она.
Алёша подал ей руку и будто в прорубь ухнул.
С того вечера время для Алёши изменило ход. Никогда раньше не было так мучительно с утра успевать в сыскное управление. Выбираться из тёплых объятий подруги – или, правильнее сказать, зазнобы сердечной, – было ой как непросто! Он тянул до последнего, вместо завтрака яблоком молодильным перекусывал, силы восстанавливая. Ещё сложнее было не сиять, как начищенная монетка, зная, что дома ждут.
Мила окончательно подружилась с его найдёнышами, а волчата начали признавать Алёшу, и все трое встречали его с работы: кто нежным поцелуем, а кто радостным тявканьем. Казалось, жизнь наладилась! Даже грядущее возвращение Борея вызывало лишь предвкушение: кузнец взялся ковать заветный браслет для сватовства, и отпускать своё счастье Алёша не собирался! Ну а в том, что Мила ему согласием ответит, сомнений не было.
Кто же знал, что это счастливое затишье перед бурей?
В сыскном управлении с утра было непривычно тихо. Стражники, в последнее время зубоскалившие над влюблённым парнем, будто и не заметили его, и Алёша с дурным предчувствием зашёл в кабинет.
– Случилось чего?
– Случилось. – Святослав, хмурый и серьёзный, постучал пальцами по столешнице. – На рассвете оборотни приходили, просили о помощи. Ну как просили – предупредили, что, если мы не сдюжим, они за поиски сами возьмутся и с жертвами не посчитаются. Честно скажу, я их понимаю: у них детей из стаи похитили. Детишки несмышлёные ещё, оборачиваться толком не умеют.
– Когда? – тут же насторожился Алёша.
– Две недели назад. Сказали, охотник на стаю набрёл, попросился переночевать. А утром ни охотника, ни детей… Чёрный и белый волчонок пропали. – Он прямо посмотрел на подчинённого, давно догадавшись, в чём соль, и Алёша выбранился, осознав, кого вытащил из подпола. Но, по крайней мере, дети были живы и относительно невредимы.
– Они у меня дома. Сейчас приведу, – выдохнул он. Теперь-то ясно стало, отчего волчата порой вели себя так разумно. И почему сыр любили, а к сырому мясу так и не притронулись.
– Веди. Я приказал поймать Лютого. Если он оборотням попадётся, они самосуд устроят, а мне этого в городе без надобности.
– Уже лечу.
Седой лунь спешно вылетел в окно. Терпение оборотней лучше было не испытывать.
Ближе к дому Алёша почуял смутную тревогу. Будто не свою: чужой страх, липкий, колючий, заставляющий сердце леденеть и сжиматься. Лунь сделал крутой разворот, ударился о землю. Воздух заискрился колдовством, а затем громыхнуло так, что уши заложило. На улице раздались крики, засуетились люди.
Без сомнений, это был тот самый колдун, что устроил поджог в доках – Алёша узнал силу. Ворвался в горящий дом, чтобы обезвредить преступника… но вместо колдуна увидел прижавшихся к Миле брата и сестру, лет трёх-четырёх, не старше. Колдовская сила кружила вокруг детей, чистая, глубокая. А подруга обнимала их и с вызовом смотрела куда-то за стену огня. Туда, откуда на них шёл высокий охотник с самострелом в руках.
– Отойди от волчат, девушка. Или умереть за них хочешь? – хриплым голосом спросил Лютый.
– Не трожь!
Гибкая ветвь попыталась схватить охотника за руку, но тот лишь отмахнулся.