– Это не подтверждение, – покачал головой Святослав, вздохнув. – Но повод присмотреться.
– И это уже немало.
Шептун положил ладонь мне на плечо, и тёплая волна наполнила меня силой, опьяняя. Интересно, Финист ощущает то же самое, когда рядом со мной? Если да, то стоит обнимать его почаще.
Тучи сгущались. Давненько не было дождя, а он пришёлся бы кстати, напоил бы сухую землю. Городская пыль стояла плотной стеной, и становилось трудно дышать. Только здесь, на холмах, можно было вдохнуть полной грудью, не боясь, что от пыли запершит в горле.
– Думаете, это Михей?
– Какая разница, что я думаю, – махнул рукой Вран. – Всё, чего я хочу, – прекратить убийства. А для этого надо знать, кого опасаться.
– Но ведь…
– Ничего Святослав не сделает. Даже если найдёт доказательства – их уничтожат, не дав просочиться в свет. Представляешь, какой это будет удар по царству?
Вран говорил свободно, не боясь, что нас подслушают. И правда, сидя на вершине холма, мы видели окрестности как на ладони. Я любила это место – за его простор, за мягкую траву, ластящуюся к рукам. За то редкое время, когда могла колдовать, не боясь собственной силы – просто потому, что ломать на этом холме нечего.
– Зачем тогда дразнить гусей? – спросила я, одновременно выращивая по заданию Врана небольшой куст акации. Не рассчитав, старик передал мне слишком много сил, и я теперь буквально лучилась чарами. Пока силу не заметили другие колдуны, стоило поскорее сбросить излишки. – Ведь если это верховный колдун, вряд ли ему понравится, что под него копают.
– Шептун для убивца в любом случае лакомый кусочек. Пусть лучше он охотится за мной, чем за вами, – признался Вран.
Я замерла с открытым ртом. Вот уж чего не ожидала от мастера, так это самоотверженности. Пока глазела на шептуна, кустик почувствовал свободу и пышно расцвёл. Я отдёрнула руки от зазеленевших листьев.
– Ты ведь не думаешь, что меня так просто поймать? – спросил Вран, и на месте мастера предстал ворон. Затем колдун снова обратился в старика, и я поняла, как он оказывался на вершине башни раньше меня.
– А как научиться такому? – разволновалась я, загадывая, кем бы могла стать. Однако упорно вспоминался глухарь, а превращаться в толстую птицу мне не больно-то хотелось.
– На это требуются годы тренировок, – ответил Вран. – Но учиться можно начать сейчас. Ну а когда меня не станет, справишься у мужа – он подскажет.
– Знаете что, мастер? Вы такую ерунду не говорите. Почему вас не станет? Мы завсегда рядом будем! – Я укоризненно покачала головой, но шептун выглядел каким-то потерянным и в то же время умиротворённым. Особенно остро ощутила, насколько он стар. – Ну ма-астер!
– Весь настрой помирать сбила, – проворчал Вран, сморгнув и вновь превратившись во вредного старика. – Не тараторь. Услышал я тебя. Лучше учись, пока есть время.
И я училась. Закрывала глаза, представляя, что у меня выросли крылья, что я свободна и готова взлететь, потому что ну как жить без полёта? Без этого бескрайнего синего неба, в которое так и хочется упасть?
Училась, пока не почувствовала – она бьётся внутри. Крохотная – пока не птичка – искорка. Я забеспокоилась, пытаясь вспомнить птиц, которых знала. Нет, сокол слишком силён для меня, а голубка слишком нежна. Для ласточки я недостаточно стремительна, а для чайки – не нахальна. Птичьи образы мелькали перед глазами, и на мгновение мне показалось, что я услышала хлопанье крыльев за спиной… А потом вдруг увидела её! С пепельно-белым оперением и круглой головой, с пронзительными чёрными глазами и крючковатым клювом. Я протянула руку, чтобы погладить, – и очнулась.
– Рано, – сказал мастер.