– Можно подумать, ты там непотребства какие прячешь, – противно захихикал старик. – Сам же меня позвал. Значит, ещё одно нападение случилось?
– Прошлой ночью, – мрачно подтвердил Святослав.
– И что, так же глухо?
– Могу труп показать. Хочешь? – огрызнулся сыскарь.
– А давай, веди! – ухватился Вран за идею. – А ты чего стоишь, быстро за нами! – окликнул он меня.
Мы зашли в холодное помещение, где на столе лежал труп, а запах стоял такой, что меня едва не стошнило. Зато понятно стало, почему Финист не рассказывал мне подробности убийств, хотя по его оговоркам и так было ясно, что колдуны погибли не быстро и не безболезненно. Но одно дело слышать, а другое – видеть собственными глазами. В изуродованном теле трудно было узнать человека, и комок подкатывал к горлу.
– Уверен, что ей стоит быть здесь? – уточнил Святослав.
Вран бросил на меня беглый взгляд, убедился, что я не лишусь чувств, и продолжил осматривать. Меня передёрнуло, когда он повернул труп, и внутренности едва не вывалились наружу.
– Вы когда его нашли?
– Под утро. Один пьяница возвращался из кабака и заметил в куче мусора.
– Меньше полусуток назад, значит. – Вран провёл над телом руками. – Принеси мне кружку воды, – приказал он сыскарю.
К моему удивлению, Святослав послушался. Когда он ушёл, Вран кинул мне маленький мешочек, остро пахнущий мятой, а сам закатал рукава.
– Лада, ты как, держишься?
– Да, – пискнула я, боясь сглазить, но Врана мой ответ устроил. – Что с этим делать?
– Рассыпь вокруг стола.
Я едва выполнила требование, как вернулся Святослав с кружкой воды. Вран закинул в неё щепотку трав из другого мешочка. Запах я узнала сразу – сон-трава.
– Так, ты не мешайся и лучше закрой дверь с другой стороны, – наказал он Святославу. – А ты садись рядом. Одному мне его не удержать, а расспросить надобно.
– Начальники за такое по голове не погладят, – буркнул Святослав, но дверь закрыл, оставшись, правда, в помещении вместе с нами.
– Можно подумать, ты никогда не поступал по-своему. В меня ж пошёл, – прищурился Вран.
– Пошёл бы в тебя, давно вас одних бросил, – огрызнулся Свят, и впервые на моей памяти в глазах старика отразилось искреннее сожаление.