Гаврюша заворчал что-то довольно саркастичное, де «пусть только попробуют, видали мы этих отбирателей с гарниром из белых тапочек».
Я завязала на поясе шестой узел и вышла на крыльцо. Коллизия выглядела престранно и крайне многолюдно. Присутствовала во дворе толпа освобожденных из часовни, занятая приведением в чувство сомлевшего князя Кошкина. То есть его сиятельство сначала до гостей добежал, а уж после в обморок брякнулся? Ну что скажу, высокий класс. Мне учиться и учиться.
— Ты канцлера не видала? — спросила я удачно подвернувшуюся Лулу.
Та с усилием перевела взгляд с обнюхивающего ее Гавра и махнула рукой:
— Приказные туда побежали, к обрыву.
— Это туда, где спуск на пляж обустроен? — Уточнила я, припомнив самолично исполненный чертеж княжеской резиденции. — Иван Иванович с ними?
Гризетка невежливо хмыкнула:
— Арестовали вашего разлюбезного, теперь вот за собой везде таскают.
Тут ее позвали, худой старик, стоящий в стороне от прочих, прикрикнул что-то гортанное, и она умчалась.
— А еще я силу приняла, — хвасталась я по дороге Гавру, за неимением прочих слушателей. — Сама в пламя превратилась. Так что, если ума лишусь, хихикать начну или тараканов есть, особо не удивляйся.
Кот пообещал удивления не выказывать.
Приказные обнаружились у обрыва. Иван был на голову выше двоих служивых, что стояли у него по сторонам. Крестовский отирался чуть позади Брюта, канцлер же что-то довольно экспрессивно втолковывал странному одноглазому, из-под треуголки на плечи спускался водопад украшенных бусинами косиц, отвороты ботфортов доставали до щиколоток, за алым кушаком торчал кривой ятаган.
— Явилась, воришка! — закричал ряженый и, сорвав с себя треуголку, помахал мне. — Подходи, скандалить буду! Узрите гнев капитана Артемидора, смертные!
По-берендийски говорил он с чудовищным акцентом, растягивая гласные, спотыкаясь на шипящих и ставя ударения в самых нелепых местах.
С обрыва открывался вид на бухту, там на волнах покачивалась настоящая пиратская шхуна, ну то есть настоящая воображаемая пиратская шхуна, с черными парусами и потрепанным флагом с изображением мертвой головы.
Приблизившись, я присела в реверансе:
— Серафима Абызова…
— Молчи! — вскричал пират и стукнул меня по плечу треуголкой. — Женщины должны молчать, пока мужчины решают их судьбу.
Он развернулся к канцлеру:
— Видите, юноша, это мой кот! Мой! Кот Артемидора! Я желаю… Нет, я требую сатисфакции. Эта женщина должна искупить, должна…