Иван Иванович кивнул, соглашаясь с обвинением, и поцеловал барышню Абызову.
Недаром говорят умные люди, хочешь рассмешить судьбу, поведай ей о своих планах. Хорошо хоть планы мои порушенные были, в сущности, мелкими и незначительными. Но обо всем по порядку. Не успели мы с Гавром спуститься по лестнице, только преодолели первый пролет, путь нам преградило всхлипывающее и стенающее тело дражайшей кузины. Натали сидела на ступеньке, сотрясаясь в рыданиях.
— Что приключилось?
— Ах, Фимочка! Ограбили! Лулу-мерзавка!
Я отобрала у кузины носовой платок и флакончик с ароматической солью, промокнула слезные реки, втерла в виски по капельке снадобья:
— Может, в нумер вернемся, водички попьешь?
— Не могу! — горестный стон. — Не могу-у! Колечко с бирюзой и брошь!
— Я тебе другие подарю, еще лучше.
Но Натали меня не слушала:
— Смотрю, нет драгоценностей. Я сразу к Ивану побежала, чтоб он мерзавку к ответу призвал, а его нет-у-у!
Я посмотрела на дверь зоринского номера.
— У прислуги спрашивала, куда твоя воровка из отеля отправилась?
Натали подняла на меня красные от слез глаза:
— Не оставляй меня, Фимочка! Меня теперь любой обидеть может! Любой… Лулу… мерзавка… к ответу…
Поняв, что слова мои услышаны не были, я потянула кузину за руку:
— В управу пойдем, сообщим о краже.
— Но Иван?
Видеть господина Зорина мне совершенно не хотелось.
— Мы, сестрица, и сами с усами. Околоточный надзиратель мне знаком, он городового на причал отправит, если гризетка твоя с острова уплыть надумает, там ее, голубушку, и арестуют.
Всхлипывания Натали стали совсем уж неразборчивыми, но она послушно поднялась на ноги.