— Отдайте! — жалко вскрикнула я.
— Ротмистр Сухов, кажется? Почтальон любви?
Опять послышались те самые нотки, даже с неким оттенком ревности. Вот и правильно, и ревнуй, ирод. Пусть тебе каждая моя слезинка отольется!
Я выкрикнула нечто грозное, особо не задумываясь. Он. Меня. Ревнует.
Но торжество продлилось недолго, Зорин равнодушно сунул мне в руки розу, извинился. Я извинения вернула, для вселенской симметрии и чтоб не молчать.
Не тяни время, Серафима. Ежу понятно, что ничем тебе приятным сия «личная» беседа не закончится.
— Когда у вас свидание с князем?
Он держал мои плечи осторожно, будто я была фарфоровой куклой и он опасался меня поломать. Мне стало томно. Князь! Думай о князе. Когда там его сиятельство меня лицезреть желал? Звезды, кажется, упоминались.
— После заката. — И я, скрывая свою томность от собеседника, принялась тарахтеть: — Как все успеть, ума не приложу, было бы в сутках часов сорок, вот тогда ладно бы было…
Я все говорила, почти бегом устремившись к лестнице. Что-то я еще должна была ему сказать. Не князю, Ивану. Что-то важное и неотвратимое, о чем давеча решила. Натали, моя кроткая кузина, влюблена в этого ирода. А что, если он и с нею, так же как со мной, поступит? Если отвергнет? Я-то ладно, барышня крепкая, а она…
— Иван Иванович, не обижайте Натали, пожалуйста.
Подлый девичий ход. Будто свой позор на сестрицу перевожу.
— И в мыслях не было.
Я продолжала подличать, фальшиво хлопотать за Наташку, будто от моих жалких слов действительно хоть что-то зависело.
Глаза чародея не отрываясь смотрели на мой рот, а затем он…
Этот поцелуй нисколько не походил на утренний, вот нисколечко. Он был горячим и влажным, и требовательным. А еще это был иудин поцелуй, потому что я предавала чувства своей кузины. Подлая, подлая Серафима.
Однако, когда мне показалось, что Иван отстраняется, я всхлипнула и требовательно обхватила руками его шею.
— Бешеная, — выдохнул он радостно, приподнял меня к себе, развернул, прислонив спиной к тесаному камню стены.
Закрыв глаза, я всем телом впитывала новые ощущения. Мне хотелось раствориться в них, в этом мужчине, поймать каждый его хриплый вздох, потрогать его мощные плечи, его грудь, всего его потрогать, без перчаток, без…
— Что же мне с тобой теперь делать, Фима, Сима, Серафима?