— Это пойло недостойно тебя, — пробурчал Хевлок, еле отрываясь от табурета и с трудом сохраняя равновесие. — Пусть никто не скажет, что Уинстон не готов пожертвовать собой ради друзей.
— Благодарю за такую заботу, — сухо прокомментировал Джонатан.
— Все отлично, ребятки, — старый пилот с размаху шлепнул приятелей по спинам. — Ну, мне пора на летное поле.
И он, пошатываясь, вышел из кабака.
О"Коннелл вопросительно поднял бровь:
— И ты бы согласился лететь с таким пилотом?
— Уинстон никогда не поднимается выше бумажного змея. Бармен!
Пока Рик и Джонатан мирно попивали виски (напиток был действительно отвратительным), в бар заглянули Хендерсон и Дэниэлс и тут же устроились рядом за стойкой. Рука последнего до сих пор покоилась на перевязи. Хотя оба вымылись, побрились и переоделись в свежие рубашки, вид у кладоискателей был потрепанный.
— Ну, — тяжело вздохнул Хендерсон, обращаясь к Рику. — Мы уже упаковались и взяли билеты до Александрии. Пароход отплывает завтра утром.
— Что, торопитесь домой под крыло к мамочке? — съязвил уже порядком нагрузившийся Джонатан.
Хендерсон оскалил зубы, но это не было улыбкой.
О"Коннелл аккуратно тронул американца за плечо:
— Не обращайте внимания на этого дурачка.
– Да что там, на круглого дурака, — печально закивал Джонатан. — Присаживайтесь, джентльмены. Моя сестра нас всех угощает.
Хендерсон устроился рядом с О"Коннеллом, но мрачный Дэниэлс, словно размышлявший, не вышибить ли Джонатану мозги, оставался стоять.
— Так вы считаете, что эта ходячая куча опарыша будет нас преследовать? — спросил Хендерсон Рика.
— Не знаю. Кажется, сезон египетских казней завершился. Как забавно… Стоило нам выбраться из того жуткого места, все происшедшее с нами воспринимается как сон.
— Скажи об этом Бернсу! — огрызнулся Дэниэлс, упорно продолжая стоять возле бара.
— Кстати, как он себя чувствует? — забеспокоился О"Коннелл.
— А ты сам как думаешь, черт побери? Как он может себя чувствовать, если ему вырвали глаза и язык?!